Иду на Шпицберген: Ксения Каргина о путешествии на край земли
"Ледники, киты, белые медведи, фьорды" – заклинание, которое становится реальностью в путешествии на край земли, в самую северную точку Норвегии – Шпицберген.
Мне повезло: сборы на Шпицберген курировали путешественники со стажем, иначе я бы примчала в Арктику в дерматиновых штанах. Из списка необходимого у меня было только полотенце и фотоаппарат. В походный рюкзак летели комплекты термобелья, стопки теплых носков, одежда с экзотическими названиями "флиска" и "бафф". Все вещи сделаны из таких современных, умных и мультифункциональных материалов и до того продуманны, что вполне смогли бы начать декламировать мне, например, Бродского во время ночной вахты где-то на просторах Баренцева моря.
Рано утром из Киева мы вылетели в Осло, далее – в норвежский городок Свольвер, а оттуда наши яхты вышли в море. Через несколько дней я окажусь в заполярном норвежском Шпицбергене – здравствуй, арктическое лето. Как заклинание, я повторяю: "Ледники, киты, белые медведи, фьорды" – 20 дней в океане почти без схода на сушу.
Три яхты – Humla, Nirvana и Explorer – вышли из марины, городок скрылся из виду, и со всех сторон нас обступили заснеженные фьорды. Чем дальше мы шли среди застывшей природы, тем призрачнее становилось и само понятие времени, и его ощущение. Ночь не наступала, был бесконечный полярный день.
Наша ласточка длиной 25 метров называлась Humla, что в переводе с норвежского значит "смотреть мир". На борту – шесть путешественников и капитан лет пятидесяти со светлыми волнистыми волосами и опытом работы на Уолл-стрит. Из удобств – пять кают (в каждой могут разместиться два человека), три гальюна, они же душевые кабины, и кают-компания, объединенная с кухней. На кухне есть две горелки, холодильник и даже духовка, в которой я умудрялась запекать камамбер.
Если говорить о рыбалке, то в любой момент можно было опустить голый крючок в 30-метровую бездну и через несколько мгновений получить пару рыб на всю команду.
Каюта крохотная; кровать занимает три четверти всего пространства, но разные полочки и шкафчики внедрены очень эргономично. Во время трехдневного перехода через неспокойное Баренцево море мы из кают почти не вылезали, а яхта сутками осуществляла маневр "орехоколка": нос вздымался высоко вверх, затем с размаха, как молот на наковальню, падал вниз – было ощущение, что мы в сапоге гигантского тролля, который в какой-то дикой пляске скачет по горам. Кто-то слег с морской болезнью, кто-то погрузился в объятия Морфея. Встречаясь утром с капитаном во время короткой вылазки из каюты, стоя под углом 45о к полу из-за постоянного крена и держась за любые ручки, чтобы, как шар для боулинга, не улететь в противоположную часть кают-компании, мы вежливо извинялись друг перед другом: он – за то, что не причесан, я – за то, что не в бальном платье.
В море все очень серьезно, может случиться всякое – нас проинструктировали по поводу безопасного поведения. Ты – часть команды, и правила для всех одинаковые. На яхте главный человек – капитан, слушать и выполнять нужно ровно то, что он говорит: у него есть план действий на несколько шагов вперед. Мы отработали ситуацию "человек за бортом", научились пользоваться рацией и выходить на общую связь с посланием Mayday – оказывается, это международный сигнал бедствия, которым пользуются чаще, чем SOS. В путешествии я помогала крепить фендерсы(воздушные мешки для безопасной швартовки), вязала морские узлы OXO (теперь могу среди ночи привязать что угодно), молча помогала капитану ставить паруса на яхте, которая идет с бешеным креном по Северному Ледовитому океану, – в этом своя философия, романтика, которая сочетается с математикой и физической силой.
В Арктике, на севере, вообще хочется больше молчать. Погода меняется мгновенно: вот зеркальная гладь, плывут айсберги, в воздухе пахнет озоном, и откалывающиеся куски векового голубого льда потрескивают в воде, кристально чистый воздух, глыба ледника. Внезапно опускается туман и за минуты обволакивает все вокруг – так, что практически ничего не различить в трех метрах от носа судна. Становится тревожно: кажется, ветер нагнал тысячу льдин и закрыл нам выход из фьорда, но нет, пробираемся. В воздухе напряжение. Вдруг через молоко тумана, разрывая его чуть ли не с физически ощутимым сопротивлением, прорывается поток света из-за горы, разрезая пространство, закатное золото заливает вершины, вода от ветра темнеет до цвета чернил, а огромный кит показывает гладкую спину, хвост – и заныривает на глубину. В этот день я видела тюленей и белого медведя. Я не могла поверить своим глазам: все было как в детской книге о приключениях, как ожившая мечта, как Диснейленд для визионера. Когда окружающая красота настолько однозначна и мимолетна одновременно, особенно четко ощущается неповторимость каждой секунды. "Жить здесь и сейчас" – я острее поняла, что значат эти слова.
Во время путешествия каждое утро, глядя в зеркало, я не могла ответить себе на один вопрос: 30 лет я живу с этим человеком, который знает тысячи вещей, обладает бессчетным количеством ненужных навыков, прочитал кучу книг, окончил университеты, – как могло случиться, что я практически ничего о нем не знаю? Чего он хочет, куда идет? Путешествия дают нам возможность стать ближе к себе, выйти из контекста, задать себе важные вопросы, прислушиваться и слышать.
На яхте со мной была книга Мишеля Песселя – великого путешественника, антрополога. Он говорил, что путешествие – это вовсе не километры расстояний. Многие путешествуют для того, чтобы отыскать за тридевять земель то, чего не находят вокруг себя. Для меня же путешествие не бегство, а движение к цели.
Можно ли сегодня найти свое собственное приключение? Возможно, вы откроете для себя уже известное другим. Любое приключение начинается с понимания, что впереди – неведомые именно вам вещи. И этого достаточно, и это прекрасно.
Текст и фото: Ксения Каргина
Читайте также:
Интервью с композитором Евгением Гальпериным: о "Нелюбви" и свободе
