Блокадний щоденник: жінка, що вижила. Маріуполь. Завершення
Надія Сухорукова – журналістка з Маріуполя. З перших днів війни вона публікувала на власній сторінці у фейсбуці дописи, де фільмувала пронизливу хроніку подій. Цей документ, подібний до записів Анни Франк та Віктора Франкла, може слугувати доказом злочинів росії проти мирного українського населення. Щоденник написаний російською. І далі викладаємо його двома мовами.
#мариуполь#надежда Моя соседка сказала, что Бог ушел из Мариуполя. Он испугался всего, что увидел. Об этом она сообщила неделю назад, а позавчера перед самым нашим отъездом прибежала в наш подвальный отсек с сообщением, что горит дом, через один от нашего. "У него какое-то странное оранжевое пламя, – сказала она. – Я никогда такого не видела. Молитесь, девочки"
Мы тогда не знали, что через полчаса уедем из этого города и этой реальности. Мы сидели и молились. Я читала " отче наш" и почему-то забывала слова. Этой молитве меня научил муж. Я не видела его с начала войны. Я виновата перед ним. Потому что уехала к маме в гости, а потом не смогла приехать к нему. Мне очень хочется услышать его голос. Мне хочется ещё один маленький шанс. Чтобы сказать самые важные слова. Которые почему-то не стала говорить, пока, была связь.
Каждый день в Мариуполе мы ждали, что все улучшится. Мы верили, что война вот-вот закончится и все будет по-прежнему. Всего неделю назад мы ещё выходили на улицу. Однажды между бомбежками поехали в Красный крест на Торговую. Дочь моей подруги недавно родила сына. Его назвали Никита и он жил в подвале. На улицу мы его почти не выносили из-за бомбёжек и недельный ребенок не видел солнца совершенно.
Ради него мы поехали в машине подруги с надписью "Дети". Эта надпись ни от чего не защищала. По дороге нам встретилась такая же машина, с такой же надписью, только разбитая и обгоревшая. В нее попал снаряд и она стояла на правой полосе. Ехать было очень страшно. Но некоторые дома ещё были целые. Ещё не разбили роддом, не погиб муж моей коллеги и в нашем районе по улицам ходили одинокие прохожие.
Улицы, куда мы приехали, больше не было. Там были руины. Вместо большого магазина огромная яма. Вниз от него ни одного целого дома. Я не узнавала эту часть города. Люди, которые разбирали завалы, сказали, что накануне днём сюда упала авиабомба. Ребята из красного креста собирали стекла. Девушка была удивительно спокойной и на мой вопрос: "Как вы?", ответила: "Все хорошо" и улыбнулась. Это было так странно. Мы не улыбались уже много дней.
Ни смеси, ни памперсов там не было. Нам сказали, что их передали в роддом. Мы решили, что пойдем туда завтра. Дочь подруги рассказала, что зав. отделением удивительный человек. Он, его врачи и медсестры жили там круглосуточно, не ходили домой. Во-первых, было опасно, а во-вторых, не было замены. А женщины рожали. Без света и воды, в холодном родзале и под бомбежками. Когда в отделении кончилась еда, врачи стали отдавать роженицам свои запасы. Все, что у них было. Главврач приносил бутерброды из сыра и колбасы. Хлеба не было. Его просто негде было купить. Вообще ничего нельзя было купить. Сначала магазины были закрыты, потом их стали грабить.
Не было ни одной аптеки. Их тоже ограбили. Мои таблетки для сердца заканчивались и впереди маячила суровая альтернатива. Погибнуть от снаряда или от остановки сердца. И то, и другое мне не очень нравилось. Помогла незнакомая женщина. Соседка наших друзей. Кажется ее зовут Лена. Она отдала часть своих лекарств. Бесплатно.
Когда у людей закончилась вода, пошел снег, потом дождь. Мама говорила: "Нам помогает природа". Стреляли по нашему району тогда не так интенсивно и возле подъездов собирались две категории соседей. Одни готовили еду на костре, вторые с ведрами стояли под водосточными трубами.
Мы тогда ещё общались друг с другом. И я узнала, что на угол одной из улиц каждый день привозят воду из горводоканала. Возит ее в огромной бочке обыкновенный мариуполец по собственной инициативе. Он приезжает каждый день, а потом стоит под обстрелами и наполняет баллоны людей бесплатной питьевой водой. Люди периодически убегают оттуда, когда сильно стреляют и становится опасно, ругаются друг с другом за место в очереди, а водовоз молча наполняет им баллоны.
Я не знаю, как зовут этого человека и надеюсь, он выберется из ада живым. Потому что очень хочется, чтобы он прочитал эти строки и услышал мое спасибо, которое я ему тогда сказать не успела.
#мариуполь#надежда Я выхожу на улицу в перерывах между бомбежками. Мне нужно выгулять собаку. Она постоянно скулит, дрожит и прячется за мои ноги. Мне все время хочется спать. Мой двор в окружении многоэтажек тихий и мертвый. Я уже не боюсь смотреть вокруг.
Напротив догорает подъезд сто пятого дома. Пламя сожрало пять этажей и медленно жуёт шестой. В комнате огонь горит аккуратно, как в камине. Черные обугленные окна стоят без стекол. Из них, как языки, вываливаются обглоданные пламенем занавески. Я смотрю на это спокойно и обречённо.
Я уверена, что скоро умру. Это вопрос нескольких дней. В этом городе все постоянно ждут смерти. Мне только хочется, чтобы она была не очень страшной. Три дня назад к нам приходил друг моего старшего племянника и рассказывал, что было прямое попадание в пожарную часть. Погибли ребята спасатели. Одной женщине оторвало руку, ногу и голову. Я мечтаю, чтобы мои части тела остались на месте, даже после взрыва авиабомбы.
Не знаю почему, но мне это кажется важным. Хотя, с другой стороны, хоронить во время боевых действий все равно не будут. Так нам ответили полицейские, когда мы поймали их на улице и спросили, что делать с мертвой бабушкой нашего знакомого. Они посоветовали положить ее на балкон. Интересно на скольких балконах лежат мертвые тела?
Наш дом на проспекте Мира единственный без прямых попаданий. Его дважды по касательной задело снарядами, в некоторых квартирах вылетели стекла, но он почти не пострадал и по сравнению с остальными домами выглядит счастливчиком.
Весь двор покрыт несколькими слоями пепла, стекла, пластика и металлических осколков. Я стараюсь не смотреть на железную дуру, прилетевшую на детскую площадку. Думаю, это ракета, а может мина. Мне все равно, просто неприятно. В окне третьего этажа вижу чьё -то лицо и меня передёргивает. Оказывается, я боюсь живых людей.
Моя собака начинает выть, и я понимаю, что сейчас снова будут стрелять. Я стою днём на улице, а вокруг кладбищенская тишина. Нет ни машин, ни голосов, ни детей, ни бабушек на лавочках. Умер даже ветер. Несколько человек здесь все же есть. Они лежат сбоку дома и на стоянке, накрытые верхней одеждой. Я не хочу на них смотреть. Боюсь, что увижу кого-то из знакомых.
Вся жизнь в моем городе сейчас тлеет в подвалах. Она похожа на свечку в нашем отсеке. Погасить ее – нечего делать. Любая вибрация или ветерок и наступит тьма. Я пытаюсь заплакать, но у меня не получается. Мне жаль себя, моих родных, моего мужа, соседей, друзей. Я возвращаюсь в подвал и слушаю там мерзкий железный скрежет. Прошло две недели, а я уже не верю, что когда-то была другая жизнь.
В Мариуполе в подвале продолжают сидеть люди. С каждым днём им все тяжелее выживать. У них нет воды, еды, света, они даже не могут выйти на улицу из-за постоянных обстрелов. Мариупольцы должны жить. Помогите им. Расскажите об этом. Пусть все знают, что мирных людей продолжают убивать.
#мариуполь#надежда Знаете, как страшно расставаться сейчас даже на несколько минут? Я повторяю себе, что я уже не в аду, но продолжаю слышать гул самолётов, вздрагивать от любого громкого звука и втягивать голову в плечи. Мне страшно, когда кто-то уходит. Там, в аду, не все уходящие возвращались. Пока не разбомбили дом наших знакомых, в нем собирались множество людей. Многие забегали между обстрелами и рассказывали, что видели на других улицах.
Хрупкая девушка Аня из пятнадцатиэтажки приходила каждый день. Ее родители жили возле школы на Кирова и она очень волновалась за них. Перевести к себе не могла. Для них расстояние в две остановки было непреодолимым. Ее квартира под самой крышей. Самолёты, которые бомбили город, кружили, казалось, над самым чердаком.
Каждый день Аня шла к родителям под обстрелами. Мины свистели вокруг и ложились рядом с ней. Она падала на землю и закрывала голову руками Ей было очень страшно. Путь был не очень длинным для мирного времени, но во время бомбёжек практически непроходимым. Анна шла по нему дважды, туда и назад, и видела как все менялось. Ещё вчера целые дома, становились за ночь руинами. Они стояли пробитые насквозь с черными глазницами выгоревших окон.
Я считала ее героем. Она навещала родителей и приходила в дом на Осипенко, чтобы выдохнуть, перед возвращением в свою квартиру. Пила воду, становилась в проёме дверей и молчала. Иногда приносила драгоценные памперсы или крем для недельного Никиты. Младенец жил в подвале этого дома после своего рождения. Был похож на желтенького цыпленка. Ему катастрофически не хватало солнца.
Каждый день Аня менялась, как и город. Она становилась все прозрачнее, а темные круги вокруг глаз все больше. Аня ничего не ела. Говорила: "Не могу ничего впихнуть в себя, не лезет". О том что видела во время своих походов не говорила. С нами было много детей и Аня не хотела никого пугать.
Когда по нашему району стали лупить без остановки, стала ходить к родителям раз в несколько дней. Я думала, что она настолько хрупкая и прозрачная, что осколки ее просто не задевали. После того как снаряд попал в дом наших знакомых и мы перешли в другой подвал, больше ее не видели. Она и сейчас в Мариуполе. У нее нет машины, старенькие родители и несколько кошек.
11 марта погиб муж моей подруги. За день до этого они приходили к нам и мечтала, что встретятся после войны. Витя, муж моей подруги, оператор от Бога, но молчун, в этот раз твердо пообещал, что обязательно встретимся после победы. А потом не сдержал свое слово.
Через день, когда все гремело и лязгало, как будто гигантское стекло резали железной пилой, близко гудел самолёт, дети были в подвале, а взрослые лежали на длинном диване и закрывали головы подушками. Я ещё и зажмуривалась. До сих пор не понимаю для чего. Мне казалось, что подушка меня спасет от бомбы. В этот момент в дом вбежал 13 -летний Саша. Он закричал:"Я Саша! В наш дом только что прилетело. Это пипец". Мы спросили:"Где мама, все живы?" Он ответил, что все, только папу засыпало, а мама его откапывает.
Потом оказалось, что папу засыпало навсегда. Лучший оператор, очень светлый человек, любящий папа и муж, спокойный и добрый, лежал с разбитой головой и неестественно подогнутой ногой в собственной квартире на девятом этаже. Похоронить его было нельзя. Достать тоже. Через несколько дней весь подъезд вместе с Витей сгорел. В дом снова было прямое попадание.
Там, в Мариуполе, многое было не важным. Мы ели из одной тарелки, чтобы не тратить воду на мытьё, спали на матрасах все вместе, так было теплее, носили шапочки и кидались к каждому встречному, чтобы узнать новости из соседнего двора. Мы забыли о том, что есть магазины, что можно включить телевизор, пообщаться в соцсетях, принять душ или лечь спать в настоящую постель.
Сегодня стало известно, что из города за все время блокады выехали меньше 40 тысяч человек. В аду по-прежнему сотни тысяч людей. С каждым днём им становится все труднее выживать. Пожалуйста, помогите им. Рассказывайте правду о моем городе.
#мариуполь#надежда Люди, скажите мне, что вы делаете? Считаете, что можете наживаться на чужом несчастье? Хотите заработать все деньги мира? Во всех областях цены на квартиры баснословные. Вы уверены, что деньги стоят человеческих жизней? Вы в этом уверены?
Мои любимые мариупольцы все ещё живут в подвалах. В холоде, без света и воды. Их дома содрогаются от взрывов, их жизнь страшнее ада, они теряют близких и не могут их похоронить.
Они делятся друг с другом последними лекарствами, продуктами, душевным тепло. Люди, прошу вас, подумайте! Пока стоит Мариуполь, пока он защищается – вы в безопасности. Мариупольцы мучаются и страдают, погибают под бомбами, а вы с них тянете деньги?
Что вы делаете, на ком хотите заработать? Уверяю вас за две недели в подвале, я не потратила ни одной гривны. Их там просто негде было тратить. Никто ни у кого не вырывал оставшуюся еду из рук. Все делились. Мои друзья и близкие, мои соседи и даже малознакомые люди помогали чем могли. Бесплатно.
Когда мы приехали в Мангуш очень хороший человек поселил нас, 16 взрослых и детей, собаку и котов в свой красивый дом. Мы спали в теплых постелях, мылись в ванной и ели из разных тарелок за накрытым столом. Я спросила "Сколько это стоит?". Он ответил: "За кого вы меня принимаете?"
А его односельчанин продавал голодным людям на разбитых и обстрелянных машинах, в грязных куртках, с перевязанными головами и руками, с замученными от бессонных ночей детьми, брынзу и творог за пятьсот гривен. Мы, пока ждали очереди на проезд, купили, потому что очень хотели покормить детей.
За день до отъезда в нашем подвале заканчивалась еда. Мы ели холодную гречку, залитую водой. Я боялась, что моей собаке не достанется и свою порцию отдала ей. Я почему-то была уверена, что эта ночь для нас станет последней. И не хотела, чтобы Энджи ушла на радугу голодной.
Соседи по подвалу делились с нашими детьми печеньем тоже бесплатно. Никому не приходило в голову просить за это деньги. Это вообще был какой-то абсурд.
Знаете, что на протяжении десяти дней семья из четырех человек, из которых двое детей принимала в своем доме 28 мариупольцев. Потому что их жилье либо разрушено снарядами, либо находилось в эпицентре взрывов. Они кормили людей из своих запасов, давали воду, возможность спрятаться от бомбёжек. И не взяли ни копейки.
А когда в крышу этого ковчега прилетел снаряд вывели всех в подвал гаража, чтобы пересидеть особенно страшный обстрел.
Прилет в дом случился днём. Мы сначала не хотели выходить из комнат. Мне показалось, что звук был настолько сильным, что наш ковчег развалится на кусочки. Но он выстоял. Пятнадцать человек продолжили сидеть, закрыв голову руками и слушая свист и скрежет за окнами. Было впечатление, что все рвалось вокруг дома.
Через несколько минут прибежали соседи и стали кричать: "Вы живы? У вас нет крыши!"
Над двухэтажным домом без крыши шумел огонь, а соседи и незнакомые люди гасили пламя, набирая дождевую воду из старого бассейна, под снарядами ГРАДов.
Представляете, они рисковали жизнью просто так. А могли попросить несколько тысяч гривен за услуги. Так же, как и те, кто сейчас наживаются на моих друзьях и соседях. Не страшно вам? Ничего не боитесь?
Мама моей подруги надела на голову огромную выварку и полезла в огонь спасать мою собаку. Интересно сколько я должна была заплатить ей за это? В какой валюте?
Все это время был страшный обстрел, я боялась выйти из гаража. Мне было страшно. Я оказалась самым бесполезным человеком в экстремальных условиях. Просто стояла, смотрела в небо и молилась. Я никогда до этого времени столько не молилась.
У меня хорошая память, но в тот раз я снова забыла слова молитвы. Я просто просила:"Господи, пожалуйста, пусть мы будем живы. Ещё денечек, пожалуйста. Но если нельзя, то ладно. И всё-таки постарайся. Я больше никогда никого не обижу, только не убивай нас, Господи"
Сколько мне теперь нужно заплатить ему, за то, что он оставил меня в живых? Какая будет цена в условиях военного времени?
Сегодня я узнала, что на бомбоубежище в школе искусств на Левом берегу оккупанты сбросили бомбу. Там прятались более трехсот человек. Мариуполь продолжают уничтожать. Пожалуйста, Господи, помоги людям остаться в живых.
#мариуполь#надежда Я больше никогда не пройду по проспекту Мира с собакой. Я больше никогда не открою ключом свою квартиру и не буду злиться, что ключ заедает.
Я не смогу походить по весеннему городу и поснимать как красиво распускаются деревья на моем Левобережье. Недавно я нашла старые фото моих двухэтажных деревянных домиков. Они покрыты февральским снегом и выглядят как сказочные. Я хочу назад. я хочу в Мариуполь. Я не попрощалась с ним.
Там остался мой муж, мои друзья, мои соседи, моя жизнь. По какому праву ее разрушили? По какому праву у меня забрали завтрашний день, разлучили меня с близкими, лишили возможности жить своей судьбой?
Что я сделала российскому летчику, который выпускал на мой город авиабомбы? Он делал два захода. Сначала был страшный гул самолёта, а потом страшный удар. Мы считали в подвале и после второго взрыва облегченно вздыхали. Простите меня, мы и тогда понимали, что значит от взрыв и конвульсии дома. Мы понимали, но малодушно молились, чтобы бомба пролетела мимо.
Я знаю сколько шагов от моего дома до арки следующего. Я их считала,и когда бежала под обстрелами. 42 шага. Мне так было легче. Считать шаги, а не взрывы В доме напротив была бетонная колонна. Я прижималась к ней спиной, а вокруг рвались снаряды. Это был мой островок безопасности и однажды он оказался занят. Там стояла какая-то девушка. И у меня случилась паника. Я просто замерла на месте и стояла так некоторое время. Меня почему -то не убило осколками и не разорвало миной. Не судьба.
Я очень хочу вернуться в свой город, так сильно, что он мне снится ночами. Не разбитый, не изуродованный. А тот который был раньше. У эти заснеженные домики и дворы с счастливыми детьми.
Это был самый снежный день февраля и дети катились на санках. Через несколько недель на город упали первые бомбы. Их скинул русский летчик. Я в подвале представляла его лицо. Сосредоточенное и внимательное. Он хотел попасть точно в цель. Когда самолёт заходил на второй круг я смотрела ему в глаза и просила не убивать нас. Как он сможет жить дальше?
Вчера мне рассказали, что после центрального района расстреливают Приморский. Когда мы уезжали из города он был почти целым. Теперь его равняют с землёй. Прошу вас остановите это. Дайте людям шанс ввжить. Пусть спасётся, как можно больше людей
Ниже улица Торговая после авиабомбы. Это видео чудом сохранилось. Я снимала, когда мы ездили в красный крест. Простите, что неровно и не все получилось, но мне было страшно и я плохой оператор. А ещё есть заснеженные домики Левобережья. Их я нашла у себя в телефоне. Эти дома строили пленные немцы. Мы с мужем много гуляли там, после моей операции на сердце.
