Почему и как в моду вернулся быт простых людей, рассказывает Яна Мелкумова-Рейнольдс.
Минувшей осенью европейская, и прежде всего лондонская модная общественность много говорила о выставке с говорящим названием Vulgar в лондонском Центре искусств Барбикан. Куратор Джудит Кларк, в чьем послужном списке выставки в антверпенском Музее моды MoMu и лондонском Музее Виктории и Альберта, работа с Louis Vuitton и Chloé, витрины Selfridges и прочие эпохальные fashion-проекты, придумала ее вместе со своим мужем – психоаналитиком и писателем Адамом Филлипсом. Вместе они размышляли о разных значениях слова "вульгарность", а потом Кларк воплотила их идеи в экспозиции одежды из разных эпох и стран: от платьев придворных дам конца XVIII века и вещей французских крестьян до безумных нарядов Вивьен Вествуд, Джона Гальяно и Жан-Поля Готье. Большинство посетителей выставки, попав туда, чувствовали растерянность: все ожидали золотых рюшей, розовых мини-юбок и остроносых сапог на шнуровке и шпильках в 15 см, а в первых залах были выставлены экспонаты, которые современному глазу кажутся элегантными и изящными, – от антикварных вееров до платьев мадам Гре и Эльзы Скиапарелли. Таким образом Кларк подчеркивала, насколько представления о вульгарности различаются в разные эпохи и как они в конечном счете относительны и переменчивы.
Спустя несколько недель после открытия выставки грянули американские выборы, и слово vulgar, нечасто, в общем-то, используемое в английском языке, вдруг наводнило всю англоязычную прессу – разумеется, в качестве характеристики свежеизбранного президента. В день после выборов я насчитала его 17 раз, краем глаза читая британские и американские сайты. "Вы как в воду глядели с названием", – написала я своей подруге – куратору и помощнице Кларк. "И не говори. Кажется, мы вступаем в эпоху Vulgar", – мрачно пошутила она в ответ. Надо сказать, что в моде эта эпоха началась уже некоторое время назад, – только не в том смысле, в каком это слово понимают люди, ожидающие от выставки в Барбикане золотых рюшей. Изначальное значение этого слова в латыни – "обыкновенный", или "простолюдин"; понадобилось несколько столетий, чтобы оно приобрело свое сегодняшнее значение – "кричащий", "безвкусный", "пошлый". И если откровенного дурновкусия в моде мы уже давно не наблюдаем (последнее десятилетие проходит под знаком скандинавского минимализма, сдержанности и продуманности; марка Céline – символ современной моды и хорошего вкуса одновременно), то отсылок к одежде "обычных людей" хоть отбавляй.
Взять, к примеру, стиль нормкор, о котором все говорили три с небольшим года назад. Слово с тех пор подзабылось, но идея живет и развивается: футболки с надписью DHL на показах Vetements, да и вся стилистика Демны Гвасалии – яркий тому пример. Героями осенне-зимней инстаграм-кампании марки Dolce & Gabbana с хештегом #realpeople стали разнорабочие, завербованные на строительных участках. На показе Кристофера Кейна весна-лето – 2017 модели ходили в шлепанцах Crocs, а вообще засилье шлепанцев (все чаще поверх носков) и тренировочных штанов в моде продолжается уже несколько сезонов. Все это – отсылки к одежде "обычных" людей. Таких людей когда-то называли "людьми из метро" (сейчас, кажется, уже все ездят в метро, так что прием больше не работает). Англоязычные политики-популисты называют их ordinary (обычными) или же, как Dolce & Gabbana, – real (настоящими).
Этот "обычный" или "настоящий" человек – главный герой современной моды. Он фетишизируется и окутывается облаком романтики, потому что любому "модному" человеку очевидно: это – Другой. Как заметил интеллектуальный журнал Vestoj, посыл той рекламной кампании Dolce & Gabbana – "это они – реальные люди; мы же с вами – нереальные", то есть над реальностью. "Обычный человек" для моды – то, что в антропологии называется "экзотический Другой": когда-то антропологи так обозначали отношение, построенное на восхищении с едва заметной примесью отвращения (и чувства собственного превосходства), которое у западного человека вызывали "дикари", то есть представители незападных цивилизаций. Сегодня в силу глобализации "незападные" люди за редким исключением ассимилированы, встречаются на улицах главных европейских и американских мегаполисов и уже не вызывают такого бурного интереса; последний бастион, последняя загадка для "цивилизованного человечества" (к которому, например, относятся читатели Vogue) – те самые "простые люди".
И тут я не могу не вернуться к американским выборам. После них, как и после британского референдума по поводу выхода из Евросоюза, внимание прессы буквально приковано к "простому" – вульгарному в изначальном смысле этого слова – человеку. Никто из читателей этой самой прессы и моего окружения (в основном медийного или модного и стопроцентно городского) ни одного такого человека в глаза не видел – или видел, но до сих пор не замечал, не слышал, не интересовался. А их, простых людей, как вдруг выяснилось, так много, что они оказались способны сделать невообразимое: заставить Великобританию покинуть Евросоюз и вверить управление Америкой Дональду Трампу.
И чаще всего авторы текстов о том, что пора уже обратить внимание на "простого человека", определяют место жительства этого самого человека однозначно: это не город, по крайней мере не мегаполис. Именно деревенское население в Британии проголосовало за выход из Евросоюза, а в Штатах – за Трампа; именно деревенским населением после этих двух событий спешно заинтересовались социологи, политологи и журналисты. Поскольку мода обычно отражает и предсказывает интересы всех сфер культуры, в ближайшие сезоны я ожидаю засилья деревенских мотивов. Они уже проскальзывают в весенне-летних коллекциях – и если от Anna Sui вполне можно ожидать узоров с курочками, то макраме в коллекции Alexander McQueen выглядят более удивительно, а платья грубой ручной вязки и свитера-одеяла у Acne Studios и подавно. "Это неожиданный уход от urban-формулы, которой обычно придерживается марка", – комментирует сайт американского Vogue. Но если придерживаться точки зрения, что интерес к деревне в моде связан с интересом к "простому человеку" как к "экзотическому Другому", то не так уж это немыслимо: деревенские мотивы – просто продолжение нормкора, футболок DHL, треников и хештега #realpeople. Мне, кстати, кажется, что узоры с курочками надолго не задержатся, а вот кроксы и треники никуда не денутся – именно потому, что реальный "простой человек", который сейчас занимает столько места в модном и общественном подсознательном, уже не одевается в макраме и "курочек", а одевается как раз таки в треники.
Так что же, "простые" люди интересуют нас только потому, что мы их боимся (вон чего натворили) и хотим лучше изучить? Не только: как и в случаях с остальными "экзотическими Другими", мы им немного завидуем. "Мы всегда втайне задаемся вопросом, не получают ли те, кого мы считаем вульгарными, больше удовольствия от жизни, чем мы, снобы", – пишет Адам Филлипс в комментарии к экспозиции одного из залов выставки Vulgar. Причесанность и хороший вкус в духе Céline – противоположность народному гулянью элегантность и продуманность – антонимы безудержного веселья, несерьезности и карнавала. Вероятно, этот самый карнавал – как раз то, чего нам (цивилизованной, либеральной, модной городской общественности – в большинстве стран эти множества пересекаются процентов хотя бы на 80) не хватает, и потому есть запрос на вульгарность – в обоих смыслах этого слова. Мы вступаем в ее эпоху, как верно заметила моя подруга, – посмотрим, как с ней справятся и мода, и политика.
Читайте также:
Карпатская этника в круизных коллекциях