Как мода прошлых веков отражается на подиумах и как выглядят современные трендсеттеры, выясняла Яна Мелкумова-Рейнольдс.
Провокация для них – это способ заявить о себе миру. Всем своим видом они показывают, что живут на задворках общества, и перегибают палку во всем" – слова куратора парижского Музея декоративного искусства Дениса Бруна можно смело отнести к современной моде, однако специалист по костюмам XIX века говорит не о Vetements, Hood by Air или sasha.kanevski. Речь о главных французских модниках конца XVIII столетия – "инкруаяблях" (буквально "невероятных") и их женском аналоге – "мервейезах" (буквально "удивительных"), которые стали объектом пристального изучения на открывшейся 1 декабря выставке "Когда вещи провоцируют скандал".
В центре внимания – неоднозначные вещи с XIV века до наших дней. Кроме женских смокингов и мужских юбок, придворных панталон и кюлотов, на выставке представлена одежда инкруаяблей, чья эстетика оказалась удивительно актуальной 200 лет спустя. Инкруаябли и мервейезы были феноменом периода Директории (1795‑1799 годы), в некотором смысле реакционного этапа Французской революции. Террор против монархистов остался в прошлом, аристократы-эмигранты начали возвращаться во Францию, и небольшая группа золотой молодежи – детей казненных якобинцами аристократов с монархистскими симпатиями – начала очень странно одеваться.
Мужчины повадились носить до неприличия облегающие брюки (иногда с завышенной талией); рединготы с бесконечными фалдами и высоченными воротниками, слишком короткие спереди и очень длинные сзади; огромные шарфы-краваты, закрывавшие подбородок и даже рот; остроносые туфли, а также прически, которые тут же были прозваны "собачьими ушами": коротко остриженные макушка и затылок и длинные беспорядочные пряди по бокам. Женщины одевались в платья на манер античных из таких тонких тканей, что сквозь материю можно было – о ужас! – разглядеть их ноги и другие части тела. Некоторые зло употребляли оборками, перьями, гигантскими шляпами и бантами. Силуэты как мужской, так и женской одежды выглядели диковинно и немного нездорово: верхняя одежда была скроена так, что мужчины казались горбунами, а женщины – связанными по рукам.
Забавно, но стиль "невероятных" – это в большинстве случаев доведенные до абсурда фасоны, популярные среди революционеров. Мужские рединготы, например, перекочевали во французскую моду из Англии, которой, как более прогрессивной стране, они очевидно симпатизировали. Мода на античные платья была отражением увлеченности колыбелью демократии и равенства – Древней Грецией. И английский, и "античный" стили были отличным противовесом настроениям, царившим при дворе Людовика XVI и Марии-Антуанетты перед революцией. Инкруаябли же взяли идеи этого "революционного" стиля за основу, однако увеличили отдельные детали до такой степени, что ощущение излишества и вычурности, против которого ратовали революционеры, вспыхнуло с новой силой.
В этом сезоне инкруаябли играют в моде значительную роль. К их наследию открыто обратились два важных дизайнера: Рей Кавакубо посвятила им осенне-зимнюю коллекцию Comme des Garçons, а Гальяно вдохновлялся их образами во время работы над коллекцией для Maison Margiela Artisanal. Цитаты в обоих случаях неочевидные: у Кавакубо это неровные, куцеватые спереди силуэты с горбами (впрочем, страстью к последним она, как мы знаем, отличалась всегда), гипертрофированные оборки и воротники.
Гальяно обратился к этой теме не впервые: его выпускная коллекция 1984 года была посвящена "удивительным", после показа попала на витрины Browns и быстро осела в частных коллекциях – этим летом пальто из нее продали больше чем за 50 тысяч долларов на аукционе kerry taylor. Повторное обращение к теме дизайнер объясняет общим ощущением нестабильности в мире. В коллекции этого года – алые ленточки на шее (это было одно из любимых украшений "удивительных", отсылавшее к недавно пережитой травме массовых казней: красная линия поперек горла – символ гильотины), удлиненные рукава и словно связывающий, обездвиживающий крой.
Ростки стиля "невероятных" начали появляться в моде и визуальной культуре не в этом сезоне, а гораздо раньше. Фотографии Рианны в ее прозрачном платье, облетевшие мир два года назад, – почти точная копия одной из карикатур на мервейез (современники нарисовали их уйму), где дама изображена в одеянии, через которое отчетливо просматривается ее попа. Укороченные шеи и сутулые силуэты последних сезонов Vetements, хромоножки-горбуньи первого показа Гальяно для Maison Margiela, нарочито нескладные фасоны Gucci – все то, о чем fashion-критики в последние месяцы пишут как о "безобразной моде", – тоже пропитано духом "невероятных".
Почему это происходит? Расстановка эстетических сил сейчас во многом похожа на ту, что была во времена инкруаяблей: как и в эпоху Французской революции, в моде царит умеренность. Как ответил мне бывший владелец магазина LN-CC Джон Скелтон на вопрос о том, почему он никогда не заказывал марку Céline, которая мне кажется самым точным воплощением эстетики последнего десятилетия: "Она слишком приятная". С расстановкой сил политических все не так очевидно. Некоторые историки моды сравнивают инкруаяблей с панками – даже Рей Кавакубо в разговоре с журналистами о своей коллекции обронила что-то на эту тему. Исторические параллели с современностью тут очевидны: период консервативной власти вкупе с затяжной экономической депрессией порождает поколение рассерженной молодежи, которая требует радикальных социальных перемен. Только панки в этом смысле – противоположность инкруаяблям: первые хотели радикальных перемен, а вторые, напротив, были ими глубоко травмированы и, в общем-то, оказались реакционерами во всем, кроме стиля.
Или нет? Историк моды Эйлин Рибейро в книге "Мода во время Французской революции" описывает одну из многочисленных карикатур на двух инкруаяблей и приходит к выводу, что политические пристрастия этих мужчин вовсе не очевидны: их кюлоты, например, – дань уважения Старому режиму, но шарфы-краваты на их шеях – скорее заимствование из стиля рабочего класса; у обоих стрижка "собачьи уши" (отсылка к тому, как заключенных-аристократов стригли во времена террора), но у одного на шляпе при этом красуется революционная кокарда с триколором. "Похоже, мода у них вместо идеологии", – подытоживает Рибейро. А историк Николь Перегрин в книге "Одежда свободы" размышляет о "мрачной самоиронии, которую практикует золотая молодежь Директории, политическая активность которой сводится к самоукрашательству... а желание эмигрировать проявляется в прическе".
Эксцентричность как эскапизм, внутренняя эмиграция, отказ занимать политическую позицию в ситуации, когда все позиции неприемлемы, – что-то все это напоминает. Неудивительно, что мода начинает цитировать инкруаяблей именно сейчас.
Читайте также:
Как одеться в стиле галантного века