10 цитат нобелевского лауреата Светланы Алексиевич
Писательница Светлана Алексиевич родилась в Станиславе, нынешнем Ивано-Франковске, жила, училась и работала в Белоруссии, а в 2000-х переехала в Европу. Ее документальные книги переведены и издаются по всему миру. 10 декабря в Стокгольме на торжественной церемонии Светлане Алексиевич вручат Нобелевскую премию. Ирина Викирчак, продюсер Intermezzo Short Story Festival, встретилась с писательницей в Кракове, на фестивале имени Джозефа Конрада и специально для Vogue Ua расспросила о самом главном.
Светлана Алексиевич и Ирина ВикирчакПервая моя книга не была опубликована. Она называлась "Я уехал из деревни". Это была журналистская работа о том, как люди уезжали из села, и их часто осуждали за это. А я провела такой опрос – почему и как. И эта книга должна была выйти в белорусском журнале "Новый мир". Но каким-то образом ее рассыпали в наборе, в типографии, и мой репортаж сняли с печати. Кто-то донес, каким образом – неизвестно. Такие были времена, что следов не подобрать. Не думаю, что это такая книга, о которой можно говорить. Это была моя первая попытка в этом жанре, сразу после окончания университета.
Первый журналистский опыт я получила в районной газете. Когда я училась в университете, я была независимой студенткой, мои студенческие научные произведения победили в международном конкурсе. Тогда меня наградили поездкой по ленинским местам за рубежом. Но мой факультет восстал, наш декан журналистики заявил, что я – "антисоветчица", что меня нельзя никуда выпускать – и меня не пустили. Цюрих, Закопане – должен был быть очень интересный маршрут.
У меня очень сложные отношения со словом. Слово является агрессивной материей, которая трудно поддается человеку, и эта материя неуловима. Серьезному писателю надо выбраться из среды банальностей, которых обычно хватает обычному человеку в прессе, телевидении. Это такой банальный, верхний слой слова. Писатель должен пробраться куда-то дальше, к какой-то тайне нашей жизни. Занимаясь очень сложным и жестоким материалом нашей истории, 30 лет я писала "энциклопедию красной утопии". Это очень жестокий материал. Могу сказать, что чаще всего меня охватывало отчаяние: почему эти страдания не конвертируются в свободу?
С человеческой природы, которая, казалось бы, освободилась в 90-е годы, вылезло очень много монстров, много бесов. И, конечно, понять это, а потом рассказать – невероятная задача. Не думаю, что я с этим справилась, потому что достаточно включить телевизор и увидеть, в каком совершенно непонятном мире мы живем. Увидеть эти отчаянные глаза беженцев, увидеть войну в Сирии, увидеть войну на Украине. А у тебя есть только компьютер, ручка, только этот инструмент. Поэтому я всегда восхищена людьми, которые организовывают фестивали, которые отчаянно стараются противодействовать наступлению темноты, которая на нас надвигается. Всегда радостно видеть, что нас таких много.
Не думаю, что в России сейчас кто-то может стать моральным авторитетом. Ни Улицкая, ни Акунин, никто не авторитет. Сейчас плохое время: никто никого не слышит, и каждый сам себе пастор. Но тем не менее, я всегда была, и я остаюсь верной себе – я говорю то, что всегда, моя позиция неизменна.
Во время первой поездки на Запад сильное впечатление на меня произвели костелы. Когда мы ехали на автобусе, архитектура костелов меня поразила. А потом в Кракове на службе мне запомнился момент – когда люди поднимаются, поворачиваются друг к другу, и обнимаются – "поздравление мира". Мне это очень понравилось, ведь в нашей церкви, наоборот, человек вечный "раб божий". На Западной Беларуси тоже были костелы, но в советское время не было ощущения религии, как сейчас.
Таких событий Майдана я не ожидала, нет. И то, что люди вышли. Вышли дети, потому что родители их – советские люди, они бы жили, как жили. А дети отказались так жить, и это было сильное впечатление. И эти молодые люди, которые верили, что будет что-то новое на Украине и они этого добьются. Я наполовину украинка, и я знаю, что это такое, и что такое коррупция. Это были новые люди, это было радостно видеть.
Я много писала о Надежде Савченко, но это не значит, что я имею право сейчас везде ездить и заниматься политикой. Насчет Савченко я твердо выразила свое мнение, и на первой пресс-конференции после вручения Нобелевской премии, когда меня спросили об Украине, я сказала, что это оккупация и иностранное вторжение. Относительно политических заключенных, я считаю, что это такая политическая игра. Никто не ожидал, что Савченко окажется Жанной Д'Арк.
Если бы Улицкая, Акунин позвали меня на Болотную, возможно, я бы и поехала. Но я не люблю толпы, я не хожу на демонстрации.
Я скажу все, что я думаю, но это не значит, что я буду бегать везде с микрофоном. Есть другие формы сопротивления. Это уже становится старомодным – писателю везде бегать. Есть моя позиция, мое мировоззрение и я всегда его высказываю. Но это не значит, что я буду везде присутствовать.
Читайте также:
