Двойная игра: интервью с художниками Пьером и Жилем – авторами обложки Vogue UA
Французские художники Пьер и Жиль создают портреты, похожие на иконы, сочетая наивность китча с иронией современного искусства.
Пьер и Жиль с моделью Микой Арганараз для Vogue UA, 2021– Вы 45 лет вместе. На всех интервью к вам обращаются как к одному человеку: "Пьер и Жиль". Как вы понимаете, кто-то из вас должен отвечать первым.
– Жиль говорит больше, чем я, — отвечает гладко выбритый Пьер.
– Не всегда, — возражает бородатый Жиль.
Сегодня они снимают в своей мастерской обложку для украинского Vogue. Модель — 29-летняя красавица Мика Арганараз. Точнее, снимает Мику фотограф Пьер Коммуа. А живописец Жиль Бланшар ждет момента, когда выбранный сюжет он распишет поверх отпечатка тонкой кисточкой ярким акрилом. Так появится на свет новая работа Пьера и Жиля.
Аргентинка, тонкая, как перышко, изображает под софитами принцессу подводного царства. Вокруг нее развешены рыбацкие сети, пластмассовые морские коньки, водоросли и крабы — реквизит школьного утренника. На Мику при этом надеты украшения Cartier. За украшениями зорко следят специальные люди в черном, возможно, недоумевающие, зачем было везти драгоценности в не самый спокойный парижский пригород Пре-Сен-Жерве, над которым возвышается восьмиэтажная башня со слепыми, покрытыми граффити окнами – точно в фильме про зомби или в игре-стрелялке.
Black Sebastien symphonie, Сильверио Лопес, 2020Но в мире Пьера и Жиля все спокойно, все рассчитано. Cartier привезут на дом. Бутафорскую морскую живность возьмут из большой картонной коробки. Коробками уставлены стеллажи по стенам. На каждой написано, что в ней лежит. Где "розы", где "кактусы", где "помидоры", где "сосиски". С помощью искусственных кактусов и помидоров, разнообразных фонов, а также толпящихся в углу безголовых манекенов, с привлечением украшающих гостиную арапов, космического штурмовика из "Звездных войн" или Бэтмена художники Пьер и Жиль могут выстроить, как в старинном фотоателье, любую мизансцену – и чем абсурднее, тем прекраснее.
Супруги не любят ездить по "локациям", они домоседы, и все, что им нужно, находится под их крышей. Это дом-мастерская и даже дом-музей, как будто бы точно так же собранный из бутафорской мишуры и цветного лего. Здесь Коммуа и Бланшар живут с 1990 года. Это их третья совместная квартира.
– Мы приехали в Париж в одно и то же время, но встретились только через несколько лет, в 1976-м на празднике у Кензо. Это была любовь с первого взгляда. С того момента как мы встретились... — говорит Жиль.
— …мы больше не расставались, — заключает Пьер.
Gainsbarre, Серж Генсбур, 1988Все пространство двухэтажного лофта покрыто цветной плиткой, увешано коврами веселых картинок, уставлено статуэтками с сувенирных развалов – где и Мэрилин Монро, и Бен Ладен, и королева Елизавета под руку с Чебурашкой. Под потолком пышные люстры и дискотечные шары. Абсолютное ощущение, что сейчас сюда ворвутся и запляшут все герои Пьера и Жиля: Кайли Миноуг на лошадке, Мадонна на цирковой трапеции, Игги Поп без трусов, Карл Лагерфельд в образе джеймсбондовского злодея, Серж Гинсбур в прикиде преступного Деда Мороза, а еще – веселая толпа крепких в плечах и чреслах морячков, садовников, военных – точно в софт-порно или на сладкой открытке уличного торговца "Люби меня, как я тебя". Влажный сон индийского декоратора в парижском предместье.
– Здесь тысячи предметов, от скульптур до крошечных безделушек. Как вам удается понять, какую вещицу вы оставите жить с собой, а какую нет?
– Здесь нет случайных вещей. Только сувениры, подарки, вещи, которые нам нравятся. Это истории путешествий, дружбы, открытий. Они как-то сами появляются, – пожимает плечами Жиль.
– Ну, как сад растет, – поясняет Пьер.
Сад и вправду растет в комнатах: плющи на стенах, цветы на окнах, деревья в кадках – в доме можно жить годами, не выходя на улицу, как в марсианской теплице. "Мы подросли и больше не тусуемся", – вздыхает Пьер. "Не то что раньше!" – говорит Жиль, которому под семьдесят. "Еще бы!" – добавляет Пьер, которому за семьдесят.
Sainte Marie Mac Killop, Кайли Миноуг, 1995Я спрашиваю о знаменитых клубах их молодости, вроде Le Sept или Palace, которому сам Ролан Барт спел в 1978 году для Vogue целую оду. В эссе "В Palace этим вечером" он писал об "особой машине ощущений, призванной сделать людей счастливыми на всю ночь", о мистическом "древнем ощущении Праздника, что совсем другое, чем просто Развлечение".
— Мы начинали в "семерке" Le Sept, – рассказывает Жиль, — это была маленькая гей-дискотека на улице Святой Анны, а потом переходили в Palace на Фобур-Монмартр, куда стремились богатые и бедные, геи и натуралы, знаменитости и еще никому не известные люди. Там были сразу все: и Сен-Лоран, и Лагерфельд, и Кристиан Лубутен, и Ева Ионеско, и Жан-Поль Гуд, и Грейс Джонс, мы ходили туда каждый вечер. Ни у кого не было денег, но никто в них не нуждался, все нас приглашали, все были рады друг другу, никогда и нигде мы не встречали столько невероятных людей, это была настоящая школа для нас.
– Все прошло, – закуривает сигарету Пьер. – Одних убили наркотики, других СПИД, за десять лет мы потеряли многих друзей.
В этот момент я думаю, что не зря их мастерская похожа на клуб, увешанный дискотечными шарами. Отчасти мемориал Palace и Праздника, о котором говорил Барт. Время внутри остановилось, и так ли важно, что происходит за окнами, мимо которых ходят с сумками на колесах мирные домохозяйки из соседних пятиэтажек.
Full Moon, Николя Моно, 2007Хозяева дома уверяют, что следят за политикой. Когда при президенте Олланде был принят закон о "браке для всех", позволивший гомосексуалистам заключать союзы на общих основаниях, в газете Libération появился их автопортрет в виде молодоженов на фоне лучезарного Франсуа Олланда. Издевка? Да разумеется нет. Запятые поставьте, где хотите. Да? Нет?
То и дело самые бесхитростные их работы взрываются провокацией, вроде голых нежно обнимающихся араба и еврея ("Давид и Джонатан") или "Vive la France", где черный, смуглый и белый парни, одетые только в гетры в цветах французского флага, представляют игроков национальной сборной. Или портрета известной эскортницы Захии Дехар в виде символа Франции – Марианны: такую не выставят ни в одной французской мэрии. "Мы многого теперь не можем показывать в социальных сетях, но ведь история с евреем и арабом — это не про войну, это про любовь", – жалуется Жиль.
В утешение рассказываю им, как на одной из их выставок, чудом выбравшихся в бывший СССР, я подслушал разговор классических советских бабушек. Бабушки застыли перед фотографией увитых цветами и обрамленных в золото обнаженных парней. Я жду скандала и вызова милиции, но женщины млеют: "Господи боже, как красиво!"
— Мы не богохульники, – соглашается Жиль. – Мы никого не хотим оскорбить. Нам не раз говорили, что наши работы похожи на иконы – на итальянцев, на греков, на изображения святых в индийских или мексиканских сельских храмах. Трудно разделить искусство и религию. Разница в том, что современный мир молится на иконы поп-культуры, поэтому наша последняя выставка в Париже так и называлась "Фабрика идолов".
For Yours Eyes Only, Карл Лагерфельд и Шупетт, 2013Среди идолов, надо признать, и они сами. На большой стене с круглой хоббитской дверью собраны портреты хозяев. Одетые и обнаженные (с роскошными татуировками), в образах морячков, секретных агентов, японских самураев, рок-певцов. То вместе, то по отдельности. Слева – Пьер, справа – Жиль.
А как они делят процесс работы, раз Пьер снимает, а Жиль поверх его снимков пишет картины? Они даже сказали однажды, что чувствуют себя изобретателями фотошопа.
– Ну конечно, фотошопа, – соглашается Жиль.
– Но, конечно, не фотошопа, — возмущается Пьер. — Мы уже не используем пленку, не делаем отпечатков на фотобумаге на старый манер, но мы никогда не ретушируем фотографию в цифре. Все наши трюки реально сняты, а не нарисованы в компьютерной программе.
– Если это и фотошоп, – примиряет нас Жиль, – то архаичный, ручной, вроде ретуши и раскраски фото от руки.
Я интересуюсь, кто главнее и как они договариваются. Не может же быть, чтобы каждый из них делал что хотел в своей части работы. "Мы всегда ищем согласия. Моделей мы выбираем вместе, для нас важно, чтобы человек был для нас интересен. И конечно, мы прислушиваемся друг к другу на всех этапах. Поскольку мы все-таки очень разные, мы дополняем друг друга, так что любой спор только на пользу", – говорит Жиль. "Но мы давно не спорим", – говорит Пьер.
Iggy Pop, Игги Поп, 1977В это я готов поверить. Во время сегодняшней съемки Пьер и Жиль были окружены ассистентами и агентами, также желавшими прикоснуться к творчеству. Зрители азартно давали советы и комментировали происходящее, тогда как художники смотрели только друг на друга и говорили только друг с другом, время от времени обращая вежливые немые улыбки непрошеным соавторам.
– А почему "Пьер и Жиль" а не "Жиль и Пьер"?
– Все нас так зовут, – пожимает плечами Жиль. – Это, наверное, потому что я сидел дома, пока Пьер ходил по клубам. И когда мы начали тусоваться вместе, сначала замечали его и говорили: "А вот и Пьер. И Жиль".
— Возможно, – соглашается Пьер. – Зато те, кто знал Жиля раньше, чем меня, говорят: "Аа, так это Жиль и Пьер".
Legend, Мадонна, 1995Текст: Алексей Тарханов (Ъ)
