Счастливые истории усыновления
Как полюбить приемного ребенка? Как научить его доверять тебе и просить о помощи? Соблюдать ли тайну усыновления? У родителей, которые задумываются о том, чтобы принять ребенка в семью, возникает миллион вопросов. Vogue.ua и Фонд Рината Ахметова продолжают совместный спецпроект, посвященный 10-летию портала национального усыновления "Ринат Ахметов – детям. Сиротству – нет!". Мыпубликует истории трех украинских семей, которые прошли путь усыновления и теперь могут поделиться опытом.
"Чуть больше 10 лет назад мы с мужем потеряли ребенка. Спустя какое-то время я начала робко говорить об усыновлении – мне очень хотелось детей. Муж категорически возражал. Притом не объяснял, почему. Если бы я знала причину — например, он опасается "плохой" генетики или боится, что не полюбит ребенка, — то могла бы эту проблему с ним прорабатывать. А он просто молча был против. Но как-то мы поехали в гости к друзьям и взяли мою племянницу. Алиса была примерно того же возраста, что и наша дочь, которую мы потеряли. И мы настолько здорово провели тот день с Алисой, что по возвращении домой муж сказал: "Помнишь, ты спрашивала об усыновлении? Так вот, я готов".
Мы взяли Наташу 10 лет назад. С усыновлением тогда было очень сложно, сейчас уже куда прозрачнее, понятнее, легче. Тогда ребенка найти было нереально: ты собираешь пакет документов, а дальше ходишь по службам по делам детей и семьи, и тебе везде говорят "а у нас детей нет". В общем, стучишься в закрытые двери. Счастье, что тогда появился портал sirotstvy.net, где мы и нашли анкету нашей Наташи. Я тогда так хотела ребенка, что мне было все равно, кого любить, какая у ребенка история и что написано в его медицинской карте.
По закону у усыновителей есть 10 дней, в течение которых они могут приходить к ребенку в детский дом, знакомиться, общаться – и, теоретически, отказаться его забрать после этих встреч тоже могут. Но я думаю, решение о том, забирать ребенка или нет, надо принимать до знакомства с ним. Потому что, когда ты знакомишься с ребенком, у него появляются определенные ожидания. И если он вдруг понимает, что по каким-то критериям он тебе не подошел… Это ужасно. Мыслей вернуть Наташу не было никогда. Я понимала сразу, что вот он — мой ребенок. Да, он вот такой вот, но куда я уже денусь с подводной лодки. На самом деле ей было еще сложнее, чем мне. Она первое время сидела только у меня на руках — спала, ела, жила буквально на руках, боялась всего.
Когда Наташе исполнилось четыре года, я забеременела Соломийкой. Мы не готовились: по врачам не ходили, не планировали, дни специально не высчитывали. Я тяжело беременею, но – случилось счастье! Наташу мы готовили к этому: она знала, что будет у нее сестричка или братик, с любопытством ходила со мной на УЗИ. Как-то Наташа стоит заглядывает в монитор, а врач говорит ей: "Интересно? Вот и ты так когда-то у мамы в животике плавала". И Наташа с вызовом: "Я у мамы в животике не плавала. Я плавала в животе у другой тети". Врач чуть со стула не упала.
Спустя год после того, как родилась Соломия, мы взяли Иванку. Я подписана на страницу проекта "Ринат Ахметов – Детям. Сиротству – нет!" в Facebook и увидела ее фотографию: обаятельная сероглазая красавица. Но с Иванной оказалось не просто сложнее, чем с Наташей. С Иванной я попала в свой личный ад, я по утрам не хотела вставать с кровати. Когда у меня спрашивают, почему, мне даже нечего рассказать толком. Веселая девчонка, контактная, общительная, развитая, классная. Но у Иванны специфический характер: она делала все, чтобы мир вращался вокруг нее. Когда это не получалось по-хорошему – ну невозможно 100% внимания уделять одному ребенку или забывать о себе и о своем желании просто прилечь в тишине и отдохнуть, — Иванна добивалась своего по-плохому, и это меня сломало. Мне было до безобразия тяжело. Я по утрам просыпалась, понимала, что мне сейчас надо опять идти общаться с этим ребенком — и хотелось закрыть глаза и притвориться, что меня нет.
Два года назад в нашей семье появилась Саша. На тот момент ей было 15, и о ней говорили: она взрослая, у нее нет шансов на усыновление. С Сашей не просто – она взрослая и со своими ожиданиями, мы со своими надеждами. Не все совпало. Но обе стороны работают над отношениями – за два года научились находить компромиссы, подстраиваться, меняться. Саша с каждым днем становится роднее – и автоматически всем становится легче. При этом у нее есть биологические мама и бабушка, с которыми она общается. Это хорошо, когда ребенок еще к кому-то привязан – значит, это здоровый ребенок. Недавно к нам в гости собиралась приехать Сашина биологическая мама. Саша подходит ко мне и говорит: "Слушай, у меня проблема. Я и тебя называю мамой, и ее называю мамой. Что делать?" Я отвечаю: "Ну, пока она здесь будет, не называй меня мамой". Саша: "Хорошо". Но мама в итоге не доехала к нам.
На приемных детей люди реагируют по-разному. Есть те, кто, зная, что у меня приемные дети, тщательно делают вид, что это не так. Например, недавно встретили на улице преподавательницу, которая Иванну знает всю ее жизнь у нас и в курсе, что я не ходила беременной. То есть осознает, откуда взялась Иванна. Говорит: "Иванночка, какая ты красивая девочка, какая ты замечательная, а на кого же ты похожа? Мм, ты похожа на маму. Нет, ты похожа на папу, а глаза у тебя мамины". Ну вот к чему это?
У меня нет секрета успешного родительства. Но я точно знаю, что важно: я не живу только проблемами детей. Если бы я жила только ими, я бы сошла с ума. Есть еще какая-то часть жизни, которая не связана с детьми. Так должно быть. Благодаря своим девочкам я получила колоссальный опыт принятия любви. Звучит странно, но только тогда я поняла, что материнство – это не только про отдачу, но и про умение принимать. Дети учат меня терпению, умению отстаивать их интересы в любой ситуации. Они показали, как это – радоваться текущему моменту, легко и без сожалений оставлять то, что не нравится, выражать эмоции так, как хочется, а не так, как принято. Они – мои маленькие учителя".
На youtube канале Фонда Рината Ахметова Наталья Ивко ведет блог приемной мамы.
"Мне было 35 лет, я работала заместителем начальника пресс-службы в Донецкой администрации. Работа съедала время полностью – ни личной жизни, ни семьи. А потом я ушла с работы и оказалась в четырех стенах сама. Решение усыновить ребенка было эгоистичным: я хотела любить, быть любимой и чтобы эти отношения были продолжительными и серьезными. Мне хотелось быть нужной.
Перед встречей с Дариной я ужасно нервничала – как представиться девочке? Кто я — сестра мамы, подруга бабушки? В службе по делам детей мне тогда сказали важную фразу: "Не надо ничего говорить, ребенок сам почувствует, кто вы для него". Когда Дарину привели, у меня был шок от увиденного: лицо обезображено ранками, на голове дурацкий бантик. До сих пор его помню: сиренево-сине-белый, гофрированный – я думала, таких уже не существует. А потом Дарина начала читать стишок, и я впала в ступор – она 29 букв не выговаривала. Логопед позже сказал: "Я такой запущенности не видела". Когда я приехала к Дарине во второй раз, узнала, что ее не выводят гулять на улицу из-за того, что у нее нет рукавичек. Купила рукавички, привезла, и нам разрешили первый раз выйти погулять. Мы с мамой приехали — вышли на улицу, Дарина так удивленно осматривалась вокруг. Потом воспитательница заводила группу детей в корпус, те стали бежать ко мне, а Дарина вот так выставила руки и кричит: "Не трогайте, это моя мама!"
Я первые два месяца просто молилась над нею каждый вечер. В первую ночь уложила ее спать, ушла в зал и прислушиваюсь. Слышу — всхлипывает. Захожу, открываю дверь, включаю свет, а она сидит на кроватке и плачет: "Мне страшно". Домашний ребенок кричать бы стал, звать на помощь, но эти дети не привыкли просить помощи.
Когда мы уже прожили полтора года вместе, Дарина захотела братика или сестричку. Как раз позвонили с приюта: "У нас тут двое детей, брат и сестра. Мама умерла, папа их бросил. Двоих возьмете?" Мы поехали смотреть детей. Мальчишка такой диковатый был, прятался. В шесть лет он не знал ни названий пальцев, ни частей тела. У Вики же было сходящееся косоглазие — глаза на переносице, а на лице жуткие высыпания, раны. За пять лет мы сделали ей пять операций. Она, пятилетняя, весила тогда меньше 12 килограммов. Как она выжила, я не знаю. Отец бил детей. В 2,5 года Толик попал в реанимацию. В карточке написано, что он был сплошная гематома. Со слов матери — попал под машину, но, скорее всего, его сильно избили.
Я продала свою квартиру, родители в пригороде продали дом, мы взяли ипотеку, купили дом в Донецке. Но в 2014 году началась война. Дети все помнят: они были в бассейне, когда по соседству со зданием начали взрываться бомбы и им пришлось прямо в мокрых купальниках и плавках бежать в подвал в бомбоубежище. 9 июля мы выехали из города.
Долгое время я Дарине вообще не говорила, что она приемная. Ей было два года, когда я взяла ее в семью, она не помнила своего прошлого и думала, что мы просто потерялись, а потом нашлись. И вот когда мы уже переехали из Донецка в Киев, как-то разговорились о Толике и Вике, которые у нас уже к тому моменту появились, и 7-летняя Дарина меня спросила: "Мама, а я тоже приемная?" И я рассказала. Она знает, что ее мама умерла. Мы поехали в Донецкую область, нашли могилу, и Дарина спросила: "Почему мою маму никто не любил?" За могилой никто не ухаживал, и я пообещала, что мы поставим памятник. Когда мы это сделали, Дарина сказала, стоя у могилы: "Спасибо тебе за все, но теперь у меня другая семья".
Уже три года мы живем в Киеве. Я вышла замуж за чудесного мужчину, который обожает моих детей. С ним меня в каком-то смысле познакомила Вика – она вечно что-то ломает в доме. И однажды помочь с ремонтом к нам пришел Леонид — вернувшись из зоны АТО, он вместе с друзьями открыл в Киеве небольшой бизнес. У нас с ним пятеро детей на двоих, и я мечтаю, чтобы со временем мы переехали в большой дом и жили все вместе. Я иногда ругаю детей, но все это в шутку. Я люблю их больше всего на свете: они меня многому научили".
"До сих пор не могу дать ответ на вопрос, почему мы решили усыновить Владу. К тому моменту у нас росла трехлетняя Алиса (биологическая дочь – прим. ред.). Видимо, мы просто были готовы ко второму ребенку и осознавали, что вот есть мы, готовые к усыновлению, а где-то есть дети, которым нужны родители, – и так решили эти две потребности соединить. Наша Алиса — космический в этом смысле ребенок. В три года она была развита не по годам и прекрасно понимала, что такое детский дом. Ребенок осознавал, с чем ей придется столкнуться, что приедет человек, с которым нужно будет налаживать отношения. И Алиса приняла Владу безусловно, как родного человека. У девочек разница 11 месяцев, они одного года рождения – 2006-го.
В первое время Влада казалась атомной войной в юбке: у нее был страшный период адаптации, истерики по несколько часов в день, она на улице билась головой о бетонную стену. Но сейчас она прекрасный веселый ребенок – память все вытесняет. Когда выросли Влада и Алиса, мы решились на Петю (за неделю до нашего интервью семья усыновила 5-летнего Петра – прим.ред.). Осознали, что можем дать шанс на нормальную жизнь еще одному ребенку, подарить ему любовь двух сестер. Нам не страшен этот путь – мы знаем, что нас ждет.
К чему нужно быть готовым, если решаешься на усыновление впервые? К бюрократии и хождению по кабинетам. Нужно время, терпение и желание, чтобы пройти все инстанции. Ни в одной з них нам не вставляли палки в колеса — просто процесс усыновления сам по себе длительный: сбор документов, получение медсправок и справок о несудимости, обязательные курсы для усыновителей, которые длятся два месяца. Все вместе занимает до полугода. Поверьте, каждый сотрудник в Минсоцполитики хочет, чтобы дети попали в семью. Последнюю бумагу, с который мы должны были уезжать за Петей в Измаил, где он жил, в Киеве нам выдали за два часа до поезда – просто потому, что вышел новый закон, и раньше было нереально.
К Пете мы ехали как к умственно отсталому "смертнику", к которому за пять лет ни один усыновитель не пришел. Символично, что Петя родился в день рождения моего папы, которого уже нет с нами. И очень похож на моего дедушку Петра – голубоглазого блондина. Не мы выбираем детей. Они где-то ждут нас и только кажется, что наша мышиная возня – это наш выбор. Нет, это они выбирают!
Сейчас ему сложно. Все не понятно, все чужое. Первые дни он всего боялся. Петя первый раз почистил картошку и решил съесть сырой, как яблоко. "Нет, мы режем и варим", – сказала я. Он все познает. У него такая жажда жизни, он хочет выкарабкаться! Устраивает истерики, а после ему жутко стыдно. Мама бросила его в роддоме, и его не хотели усыновлять, потому что у него море диагнозов, среди них пирамидальная недостаточность и синдром двигательных нарушений.
Для моих детей слово "приемный" вовсе не страшное. Они знают, как дети попадают в семьи и рассказывают об этом своим одноклассникам. Те, в свою очередь, знают, что Влада усыновленная, но современные дети проще и гибче, никакого буллинга на этот счет в школе нет. Никто не бросит ей обидное "ты не родная" – она это сама знает. Незачем травить, если ребенок не реагирует. Влада знает, что она любимая – и ее не смущает тот факт, что она родилась у других людей. Так случается в жизни.
Нам всегда задавали вопросы об усыновлении, но мы к ним открыты, не стыдимся объяснять и тайны из него не делаем. Людям это интересно. Если вы готовитесь к усыновлению, надо быть готовым к пристальному вниманию – не потому, что люди злы, а потому, что им интересно, как ты, условно говоря, делишь шоколадку, не ущемляешь ли ты своего приемного ребенка". (Смеется.) На самом деле, если серьезно, то усыновив ребенка, ты получаешь в подарок целый мир. Твоя жизнь не становится легче, она приобретает полноту и вкус, смысл и цель, яркость и глубину. А это － верная дорога к счастью...
Благодаря порталу национального усыновления "Ринат Ахметов – Детям. Сиротству – нет!" новых родителей нашли почти 10 000 сирот. "Более детально о шагах к усыновлению ребенка вы можете узнать на портале sirotstvy.net Фонда Рината Ахметова.
Текст: Дарья Слободяник
Фото: Мария Павлюк, Юрий Яцкулич
