Куратор Аліса Ложкіна дописує монографію про українське мистецтво і зізнається, що арт-критики зазнають тих же мук творчості, що і художники.
"Рукописи не горят", – писал Булгаков. Скажите это тому, кто случайно удалил файл с важным текстом в компьютере. Недавно у меня пропал большой фрагмент книги, которую нужно было срочно дописывать. Лучшие спецы несколько дней не могли выудить его цифровую тень из ноутбука. Я в шутку называю эту книгу "краткая история всего". Она выросла из маленького проекта для парижского издательства Nouvelles Éditions Place. Сперва была просто идея сделать "что-нибудь об украинском искусстве". Я написала пару пробных глав – и выяснилось, что французам все это страшно интересно. Они требовали продолжения, и как можно скорее. Так я превратилась в Шахерезаду, которая вечно не может вписаться в дедлайн.
В конце книги после заключительной точки автор иногда указывает, где и когда написал этот текст. Например: "Гонконг, апрель 1926-го". Или "Боярка – Таганрог, март–ноябрь 1982-го". Меня всегда интриговали эти подписи, ведь в сухих перечислениях населенных пунктов наверняка зашиты свои истории. Когда в моем компьютере внезапно исчез файл с рукописью, я развлекала себя, вспоминая кружева связанных с ней передвижений. Это был период максимальной мобильности. Я путешествовала по работе, но чаще всего просто убегала куда глаза глядят, все дальше и дальше, – в места, где не было никакой связи с прошлым. И везде писала – опаздывая, ленясь, отвлекаясь. Прокрастинируя, посмотрела 230 серий индийского сериала "Махабхарата". И все же книга понемногу продвигалась. Этот текст научил меня тому, что не удалось тысяче шишек на сердце, – получать удовольствие от одиночества. Он же привел в мою жизнь новых людей. Теперь каждая его часть неразрывно связана с памятью о каком-то месте.
Название книги – "Перманентная революция" – пришло мне в голову в 2017 году в Варшаве, в новом сверхмодном жилом небоскребе Cosmopolitan, построенном Хельмутом Яном. Во всем мире такой тип жилья становится все популярнее. Это дом "все включено" – здесь можно вести шикарную жизнь, даже не выходя на улицу. Новейшие технологии, дорогущие материалы, стильная мебель и зоны общего пользования. Спа и спортзалы, рестораны, галерея, пространство для вечеринок – что еще нужно для жизни? Панорамные окна в пол на всю стену. Смотришь на мир с высоты птичьего полета – и кажется, что ты всемогущ. Недаром именно в этом небоскребе жил бог. Бог Cosmopolitan. Своими чудачествами, прической и чертами лица он действительно похож на Христа с самых древних икон и умилительно-перверсивных католических открыток. Мы любили часами сидеть в джакузи и флуктуировать – не думать ни о чем, полностью погружаясь в мерцание окон соседних зданий. В дни, когда я придумывала концепцию будущей книги, у бога началось обострение. С тех пор он так в себя и не вернулся. Cosmopolitan – это любовь с первого взгляда. С первой памятной afterparty Варшавского галерейного уик-энда в пентхаусе на 42-м этаже – и до последних трагически-светлых воспоминаний. Никогда не забуду чувство, когда казалось, что есть только этот дом и соседние три ресторана. Когда каждая поездка на такси по городу прорезала туннель в небытии, создавая тем самым окружающие пару метров реальности. Интересно, как теперь поживают соседи – молодой self-made man, производивший какие-то упаковки для бутербродов, его элегантная бездетная жена, так искренне любившая водку Nemiroff, самовлюбленный блондин-мажор в твидовом пиджаке и с вечными клюшками для гольфа, ну и, конечно, моя соперница – роковая селфи-богиня Магдалена, без которой эта история лишилась бы изрядной доли перца. Ощущают ли они свою богооставленность? Я – нет. Потому что знаю: бог любит меня. Он много курит и ворует еду из больничного холодильника. Бог Cosmopolitan.
У меня есть стамбульские знакомые, живущие каждое лето в Бодруме, – большая караимская семья с длинной и сложной историей. Пару лет назад, преодолев стереотип о "пакетной" Турции, я решилась принять их приглашение и прилетела в Бодрум. Тут же влюбилась в древнюю Малую Азию и обманчиво ласковое море, где когда-то мотался в поисках утраченной родины Одиссей.
У моего приятеля, турецкого коммуниста Энгина есть яхта. Не такая, как показывают в расследованиях о тайной недвижимости олигархов, а обыкновенный 15-метровый парусник. С берега он выглядит средней руки букашкой и при первой встрече не особо поражает воображение. Лодка как лодка, ничего особенного. Но это пока не выйдешь в открытое море. Бушующие волны и пурпурное солнце, садящееся за горизонт, – путешествие по воде дарит чувство ни с чем не сравнимой свободы и опасности, особенно если выключить автопилот и попробовать стать у штурвала. Звездной летней ночью причаливаешь к маленькому греческому острову. В прибрежной таверне местные водят шумные хороводы, а обгоревшие дотла британские туристы пьют крепкое узо. По утрам, просыпаясь в мерно покачивающейся на прибрежных волнах постели, слушаешь, как где-то на холмах орут во все горло ослы. Эту романтику нужно прочувствовать, прежде чем говорить, что вам скучно читать Гомера.
В апреле 2018-го я открыла выставку в Будапеште и решила сбежать. Сняла квартиру в полутора часах езды от Бодрума. Эта местность находится ровно на полпути между древним Галикарнасом и знаменитым античным Милетом. Сердце древнего мира, еще не изуродованное окончательно массовой курортной застройкой. В небе над побережьем – ни облачка, а солнце светит так, что понимаешь, почему ему поклонялись как богу. Я ходила в магазин по заросшим оливками холмам, смотрела на заходящие в бухту грузовые корабли, общалась с местными на языке улыбок и жестов, писала и иногда навещала своих караимских друзей. Энгин подарил мне удочку. Я прочитала почти всего Джалаладдина Руми, поразившись его биографии и гениальности стихов: это же надо было в XIII веке влюбиться в старого бродячего суфия и полностью изменить свою жизнь. Под впечатлением продолжила знакомство с ирано-таджикской поэзией. Запомнился выразительный образ у Омара Хайяма:
Сияли зори людям – и до нас!
Текли дугою звезды – и до нас!
В комочке праха сером под ногою
Ты раздавил сиявший юный глаз.
Юный глаз мне как-то даже приснился. В книге был закончен значительный кусок. Оставалось всего ничего – дописать еще 70 процентов текста.
Вы точно слышали о Сан-Франциско, а вот о Санта-Кларе, скорее всего, не имеете ни малейшего представления. Это страшная несправедливость и гендерный дисбаланс, уходящий корнями в глубь столетий. Сан-Франциско назван в честь Франциска Ассизского – того самого святого, который разговаривал с животными и основал в начале XIII века влиятельный монашеский орден. Главной женщиной в его жизни была святая Клара Ассизская. Отношения Франциска и Клары – полная вытесненного эротического напряжения история любви к богу. Или к человеку. Когда Кларе было всего 18, она увидела в церкви 30-летнего Франциска – красавца, сына влиятельных родителей, порвавшего с семьей и проповедовавшего "святую бедность" как совершенную любовь к богу. Клара решилась изменить свою жизнь. Франциск помог ей сбежать от богатого отца, и она приняла монашество. Мне кажется, в те времена это было сродни тому, как если бы Клара стала хиппи. Франциск проповедовал бродяжничество и нестяжательство. Клара стала его первой женщиной-последовательницей. Он всю жизнь ее страстно оберегал и так же последовательно избегал. Она основала орден клариссинок и несла в мир радостную нищету. Впоследствии францисканцы и клариссинки стали одними из наиболее богатых и влиятельных монашеских орденов в истории.
Сегодня Клара все так же близка к Франциску и далека от него. Названные в их честь города разделяют 70 километров и бесконечные пробки. Между влюбленными святыми бессребрениками пролегает Силиконовая долина – всемирный центр цифрового капитализма. Здесь на одном пятачке живут люди со всего земного шара – китайцы, индусы, мексиканцы, европейцы; всех сюда пригнала золотая лихорадка, связанная с развитием интернет-технологий. Силиконовая долина мало соответствует моим фантазиям о стимпанк-технопарке. Это тихая американская субурбия с заоблачными ценами на недвижимость. В долине нет места декадансу: все занимаются спортом, стараются есть органические продукты и активно трудятся. Даже я тут просыпаюсь в невообразимые пять утра и практически сразу сажусь работать. Здесь я написала еще одну часть текста.
Первый раз в Черногорию я приехала вместе с художниками. Они жили на резиденции в отеле Odissey. Гостиничный комплекс был построен в лучших традициях архитектурного апокалипсиса – всеми окнами он выходил на шумную трассу. Делать там было нечего. Мы взяли машину и объездили всю страну. Черногория – земная Вальхалла для ветеранов постсоветского сюра. Тут оседают всевозможные странные персонажи. Попав сюда, многие задерживаются надолго. Так случилось и с нашим новым приятелем Матвеем – художником из Москвы, бывшим нацболом, а впоследствии активным участником белоленточного движения с судимостью за экстремизм и оскорбление достоинства путинского прокурора. Он живет тут уже третий год, выучил черногорский язык, иногда диджеит на вечеринках и твердо противостоит капиталистическому обществу, стараясь по возможности нигде не работать. На Балканах есть очень важное слово – полако. Это такой образ жизни, когда никто никуда не спешит, а все происходит само по себе. У Матвея – черный пояс по полако. На каждом столбе он рисует рыбу с ногами – образ, символизирующий для него новый исход. На горе над морем живет бизнесмен Андрей. Он начал карьеру еще в 90-х, а сегодня просто получает удовольствие от жизни и теоретизирует о спасении мира от надвигающейся глобальной катастрофы. Его тоже волнует рыба с ногами и вопрос исхода из капитализма. Он основал общество, которое мало понимающие в этих делах черногорцы считают сектой. На самом деле это скорее клуб по интересам, где собираются всевозможные творческие личности, а Андрей проповедует запутанную концепцию всеобщего спасения при помощи "социального органайзера Exodus". Тут же со своим многочисленным семейством живет Мага – ветеран чеченских войн, которому заказан путь домой. В округе водится много котов, и Андрею с его девушкой Олей пришло в голову, что это хороший повод привлечь сюда туристов. Скоро на гору будут организованы специальные кото-туры, а богатые швейцарцы и немцы смогут ознакомиться с настоящей жизнью роскошных горных бокельских кошаков. Всю последнюю зиму бывший экстремист Матвей на пару с бывшим боевиком Магой были заняты изготовлением домиков для котов. Это был драматичный процесс с частыми разборками и ссорами. Ничего сюрреалистичнее я давно не видела. Говорят, эти домики протекают, – ну и что? Это лучшие произведения современного искусства, виденные мной за последнее время, а хрупкость и несовершенство только делают их ценнее.
Этой весной я снова вернулась в Черногорию. В городке Рисан полтора месяца шел ливень стеной. Матвей активно готовился представить свою рыбу с ногами на детском карнавале в Тивате. Параллельно он развивал концепцию, суть которой в том, что во всей вселенной всегда было, есть и будет только два человека.
В городе Рисан у пальм вообще нет листьев – только стволы, представляете? На набережной я часто сидела рядом с пожилой вдовой, и мне казалось, что это Геката орфических гимнов. И опять, как в дне сурка, я пыталась дописать свою книгу. Именно здесь с моего компьютера слетел файл с рукописью. Я задумалась – а может, я просто не хочу, чтобы заканчивался этот текст, а с ним и целый кусок жизни, принесший столько приключений и перемен? Но выхода нет. Потерянный файл восстановлен, я опять путешествую по миру, но мне уже не сбежать от дедлайна – да на этот раз и не хочется. Наша команда получила грант от Украинского культурного фонда, и вот-вот (тьфу-тьфу-тьфу) все будет наконец напечатано. Да, кстати, моя книга вовсе не о путешествиях. Она о современном искусстве и его истории с начала ХХ века. И мне уже не терпится поставить точку и написать: "Варшава – Бодрум – Санта-Клара, еще тысяча городов и одна любовь, 2017–2019".