Журнал: интервью с ONUKA
В апреле группа ONUKA представит в Киеве новый мини-альбом Vidlik, посвященный Чернобылю. Вместе с лидером группы Натой Жижченко в зону отчуждения съездила Дарья Слободяник.
Фото:Aleksei Gotz
Стиль:Sonya Kvasha
Когда Жижченко заходит в кафе Très Français, где у нас назначена встреча, на нее смотрят все. На миниатюрной певице – огромная шапка из искусственного меха, похожая на те, что носят пастухи в горах Грузии. "Подарок Жени", – скромно говорит Ната (ее мужчина Евгений Филатов – главный в Украине электронный саунд-продюсер, автор проекта The Maneken). Жижченко избегает всеобщего внимания как может: быстро заказывает розовое вино, садится в углу, говорит тихо. Но через пару минут в ресторане появляются Иван Дорн и Андрей Запорожец из группы SunSay, видят Нату, обнимают ее – и снова весь ресторан смотрит только на певицу.
Последние полтора года она постоянно в центре внимания: из проекта "для своих" ONUKA превратилась в самую модную электронную группу страны. Сочетание электронных барабанов с сопилкой и бандурой сначала поразило Украину, потом – Европу (в прошлом году группа выступила на пятнадцати мировых фестивалях), впереди – концерты в США и Канаде.
В этом году ONUKA выпустила второй мини-альбом. Его тема – Чернобыль, а определяющий для Наты трек "19 86", пожалуй, самая сложная песня группы за время ее существования. В пятиминутном треке Ната Жижченко и Евгений Филатов прыгнули выше головы – и объединили электронику с симфоническим оркестром, фортепианным соло, терменвоксом, а также включили в трек реальные записи разговоров диспетчеров пожарных служб Чернобыльской АЭС, сделанные в первые минуты аварии 30 лет назад. Vidlik наверняка войдет в историю новой украинской музыки.
"Я пессимист и социофоб, поэтому Чернобыль – мое царство", – говорит Ната Жижченко, которая за последние десять лет была в Чернобыле пять раз: в 19 лет – тайком от родителей, в 20 – с экскурсионной группой студентов-китайцев, а потом с родным братом Александром Жижченко, в 22 года – на одном из первых свиданий с Евгением Филатовым, а в прошлом году – с Филатовым и их другом Дорном. Чернобыль – тема для Наты личная: ее отец был ликвидатором на ЧАЭС.
"Мне был год, когда случилась авария. Мой папа, физик-радиоэлектронщик, тогда работал на заводе "Арсенал". Через пару месяцев после аварии их пригласили с командой в Чернобыль. Работа в Чернобыле официально называлась вахтами, а дома, когда он собирался ехать в очередной раз, спрашивали: "Ты на "войну?"" Хотя папа не жаловался – он воспринимал это как сверхзадачу. Он был из тех ликвидаторов, о которых заботились: следили за радиационными нормами, обеспечивали усиленное питание – им даже черную икру давали".
С Чернобылем связана детская психологическая травма Наты. "Когда папа приезжал с вахт, я его не узнавала. Он брал меня на руки, а я вырывалась, кричала, что он чужой. Это длилось достаточно долго. Мне очень стыдно за это". Жижченко выросла, травма забылась, но Чернобыль не отпустил. Все началось лет с десяти: пришло осознание, а потом и желание узнать больше. Отец объяснил дочке строение реактора, рассказал о техногенных катастрофах. "Каждый год я ждала 26 апреля, как Новый год: по УТ‑1 в этот день показывали программы и фильмы о Чернобыле. Я смотрела, рыдала – и записывала что-то в блокнотик".
Спустя десяток лет "записи в блокнотике" вылились в дипломную работу. Оканчивая культурологический факультет в Университете культуры и искусств, Жижченко решила писать диплом про Чернобыль – о том, как авария повлияла на культуру региона. "Благодаря диплому я открыла для себя музыку самоселов (людей, вернувшихся в собственные дома в зоне отчуждения после катастрофы). Их песни ни на что не похожи – они напоминают индейские напевы". Ната буквально вторит тому, что говорят специалисты, изучающие Полесье, – например, сотрудники Центра защиты культурного наследия от техногенных катастроф, которые много лет ездят в экспедиции в зону. С точки зрения этнографии Полесье действительно уникальный регион: средний возраст самоселов – 80 лет, и те "индейские" напевы, которые слышала Жижченко, вскоре нельзя будет услышать уже нигде.
При желании Ната могла бы читать лекции о Чернобыле. Она легко рассуждает о радиоактивных веществах и времени их распада, словно заправский физик-ядерщик рассказывает о строении четвертого блока, о том, что не так со старым саркофагом (изоляционное сооружение для четвертого блока, возведенное после аварии), как построен новый и когда он начнет функционировать. Через неделю после нашего интервью у нас запланирована съемка в Припяти – Жижченко признается, что это воплощение ее мечты. Есть у нее еще одно желание: поработать на ЧАЭС дезактиватором (эти люди убирают радиоактивную пыль). Радиации она не боится: в Чернобыле при ней всегда маленький красный дозиметр – подарок папы, оставшийся с тех времен, когда он работал на ЧАЭС.
Наш разговор о Чернобыле проходит сначала в кафе, потом – в салоне красоты Erteqoob, где Ната отвечает на вопросы и одновременно делает маникюр. "Это как-то цинично – говорить о Чернобыле здесь". Один раз за время интервью у нее срывается голос, а на глазах выступают слезы: она рассказывает о том, в каких условиях сейчас живут коллеги ее отца – ликвидаторы ЧАЭС. Для Жижченко Чернобыль – не только история ее семьи. К этой теме она подходит как историк и считает, что забывать о катастрофе не просто неприлично, но и опасно. "Помнить – важно. Это не значит страдать и спекулировать, это означает знать. Плохое легко забывается, а как только что-то забывается, оно тут же повторяется".
Когда неделю спустя мы с командой Vogue UA приезжаем на съемку, Ната за руку ведет меня в рассыпающийся ресторан "Припять" – и показывает внутри него удивительный витраж. Он и вправду очень красив: город-спутник ЧАЭС, Припять была образцовым советским городом, и власти не жалели денег на ее облагораживание. О витражах, скульптуре и мозаике Припяти нужно писать в учебниках по искусству, говорит Ната. "А ты видела автомат?" – Жижченко возбужденно тянет меня к выходу из заброшенного ресторана – показать ржавый советский автомат для воды. Чернобыль для нее – не только место памяти, но и источник вдохновения.
"Это самое красивое место на земле. Зона живет своей жизнью, Припять зарастает деревьями и превращается в джунгли: на месте стадиона, например, вырос лес – прямо сквозь асфальт. В зоне восстановилась популяция многих видов животных и растений из Красной книги. Вот увидите: в Чернобыле все закончится торжеством природы. Баланс будет восстановлен". "А ты не думала, что немного помешана на этой теме?" – спрашиваю после того, как Ната полчаса рассказывает о флоре и фауне зоны. "Конечно. Я даже свадьбу хотела бы там сыграть. Но это, наверное, слишком?"
Жижченко вспоминает, как в Припяти они с Филатовым сбежали от гида и пробрались в больницу, подвал которой считается одним из самых грязных мест в зоне. "В ночь аварии пожарники-ликвидаторы посбрасывали туда свою форму. Она так и осталась там – на 30 лет". Мастер, которая в этот момент делает Нате маникюр, замирает на секунду: такие истории в салоне услышишь нечасто.
Жижченко говорит, что после университета ей предлагали заняться наукой – написать диссертацию о Чернобыле. В какой-то степени этой "диссертацией" стал альбом Vidlik. "Иногда нажатием кнопки можно изменить все. Не стоит заигрываться с землей", – поет Ната на английском в торжественной до мурашек песне "1986". А в интервью объясняет: "Это ни в коем случае не нравоучение – это констатация моего отношения к жизни".
Vidlik – экспериментальный альбом: ONUKA впервые использовала в своей музыке цимбалы, лиру и бугай. Для Наты это дело чести: она говорит, что хочет просветить людей, особенно молодежь, для которых народные инструменты – архаизм.
Все началось с сопилки: когда ей было четыре, ее дедушка Александр Шленчик, знаменитый в Украине мастер народных духовых инструментов, сделал для внучки первую сопилку. Дед Наты – титан, человек "эпохи Возрождения", только из Полесья: дирижер оркестра, гастролирующий музыкант, мастер, лектор. Всю жизнь он работал на Черниговской фабрике музыкальных инструментов. "Дедушка был душой любой компании, и весь мир вращался вокруг него. Благодаря ему я полюбила Украину. Хотя в детстве и стеснялась того, что играла в народном оркестре, Украину защищала всегда, а в 20 лет даже дралась со знакомыми из Москвы – поругались из-за Крыма".
Сегодня Ната резко критикует методы преподавания истории украинской культуры в школах и университетах и считает, что в таком виде она вредна. "Ну кого может заинтересовать шароварщина?" С этим она борется не словом, а делом: недавно начала преподавать этномузыку в Центре развития школьников. На каждую лекцию Жижченко приглашает музыканта с инструментом: цимбалиста, бандуриста. Детям интересно.
Пожалуй, самый необычный инструмент, который звучит в новом альбоме, – это бугай: большая бочка, похожая на барабан, к которой прикреплен пучок волос из лошадиного хвоста. Рядом с барабаном – стакан с водой: музыкант мочит водой руку и дергает за конский волос, в итоге рождается грубый басовый звук. "Я помню бугай с детства: он стоял у дедушки в мастерской и выглядел так космически, что я не могла пройти мимо. Всегда хотела использовать его в своей музыке. Рассказала Жене – мы нашли музыканта, который сыграл на бугае, и так родился жесткий басовый трек Vidlik". На концерте при помощи дизайнера Леси Патоки бугай "оденут" в черную лаковую кожу – судя по тем картинкам, что показывает Ната в своем смартфоне, он будет похож то ли на игрушку любителя БДСМ, то ли на декорации к показу Рика Оуэнса. Уж точно никакой шароварщины.
На сцене Ната Жижченко производит впечатление эдакой Снежной королевы, космической принцессы электроники: платиновые волосы, черная помада, необычные костюмы – например, топ, расшитый зеркальными пластинами, в котором она выступала на Sziget. В жизни она другая: не старается произвести впечатление и ведет себя как простая девчонка. Мало ест, любит вино и носит темную одежду свободного кроя – во время интервью на ней черное пальто Matveeva, кожаная куртка Geo и черное платье Who is it?
То, что Жижченко – настоящий боец, я вижу во время нашей поездки в Чернобыль: под конец семичасовой съемки она замерзла и устала, но покорно переодевается на ветру и выполняет все, что просит стилист. По пути в Киев ломается машина: вокруг – темный лес, в машине – ледяной холод, и ситуация напоминает фильм ужасов о Чернобыле, снятый в Голливуде, – но и тут Ната ведет себя сдержанно, только радуется, что завтра у нее нет концерта.
А еще она трудоголик. Жижченко занимается вокалом, английским ("оттачиваю с учительницей каждое слово, каждый звук"), учится играть на терменвоксе и, по обыкновению, мало спит: вечером и ночью работает в студии, а вставать часто приходится в шесть утра, чтобы успеть на эфиры и съемки.
Успевать везде ей помогает любимый Smart Roadster: Ната – фанат автомобилей. Кроме того, она страстно любит мотоциклы. "Еще когда училась в институте, мечтала о мопеде, но родители не разрешали. Я была упорна: накопила денег и купила Yamaha Jog C. Гоняла на нем по всему городу – в платье, с длинными развевающимися на ветру волосами". С мопедом связана история ее знакомства с Евгением Филатовым в 2008 году. "Было 9 мая, я приехала в SkyArtCafe, а Женя собирался на день рождения клуба Xlib и пригласил меня присоединиться. Я согласилась и предложила подвезти. Из "Арены" до Подола мы домчались за несколько минут: я "дала" 85 км/ч – без шлема, без защиты. Хотелось поразить Женю. Потом он признался, что это был самый страшный эпизод в его жизни. Поразила!"
Сегодня Ната Жижченко и Евгений Филатов продолжают экспериментировать. В планах ONUKA – концерт с народным оркестром, а также полноценное выступление с терменвоксом. На мои комплименты по поводу того, что они с Филатовым творят музыкальную революцию, Ната говорит: это все Женя, он мастер. "Полгода назад, когда я узнала, что не еду на гастроли в Америку из-за проблем с документами, мне позвонили из Минкультуры –оказалось, их сотрудники очень любят ONUKA и хотят помочь нам с визами. Чего-чего, а поклонников в Минкультуры я точно не ожидала обрести! А недавно в супермаркете возле дома ко мне подошла продавщица и попросила автограф – сказала, что смотрела на YouTube мой концерт с симфоническим оркестром. Это возможно только у нас: нишевая музыка вдруг становится всенародной. В такие моменты я думаю, что живу в невероятной стране".
Смотрите видеобэкстейдж со съемки с Натой Жижченко в Чернобыле
Фото: Aleksei Gotz
Стиль: Sonya Kvasha
Прически: Denis Yarotskiy
Макияж: Vitalia
Ассистент фотографа: Konstantin Gaiduk
Ассистент стилиста: Sonya Tsygankova
Производство: Valentina Tarkovskaya
Благодарность за помощь в организации съемки коллектив go2chernobyl.com
Читайте также: