Ким Джонс, креативный директор женской линии Fendi, представил дебютную коллекцию Haute Couture весна-лето 2021 — объединив элементы истории Дома и собственной биографии.
Вместо того чтобы разговаривать с Кимом Джонсом о его первой коллекции в пронизанных светом сводчатых мастерских Fendi, мы отправляемся за город, в Сассекс, серым и ветреным днем, когда из-за густого тумана темнеет чуть ли не сразу после обеда. Мы далеко от итальянской столицы, где мастерицы прямо сейчас плетут украшения из жемчуга и покрывают замысловатой вышивкой наряды для предстоящего дебютного показа, — но место для прогулки выбрано не случайно. Джонс недавно приобрел здесь, в тихой деревне Родмелл, небольшой дом — в двух шагах от места, где он по большей части рос, неподалеку от коттеджа Вирджинии Вулф. И привел он меня сюда на своего рода экскурсию по его детству. "Подростком я много катался на велосипеде по всем этим деревушкам, — улыбается он, уклоняясь от рычащего трактора. — Моя первая коллекция вышла почти автобиографической. Меня вдохновляли глубоко личные вещи".
Хотя для Джонса это первая коллекция женской одежды, в авангарде моды он уже более десяти лет. Последние три года в должности креативного директора мужской линии Dior, где он воплощал эстетику основателя Дома в элегантном крое и смелой современной чувственности, уже принесли ему почти все награды модной индустрии, а также множество поклонниц — от Беллы Хадид до Наоми Кэмпбелл. За предыдущие семь лет в качестве директора линии мужской одежды в Louis Vuitton он буквально трансформировал модный ландшафт благодаря своим энциклопедическим знаниям культурных кодов уличной одежды, которые успешно применил в мире сверхроскоши. (В 2017 году он отвечал за коллаборацию Дома с Supreme, которая считается точкой перехода моды в новую эпоху.)
О юности Джонса уже много написано: сын гидрогеолога, специализировавшегося на разработке ирригационных систем, он вырос между Англией и Африкой, успев побывать в Кении, Эфиопии, Ботсване, Танзании. Легко заметить, как ранние годы накладываются на его коллекции, наполненные страстью к путешествиям и отсылками к разнообразным культурам. "С малых лет я понял, что в мире есть на что посмотреть, — говорит он. — Но во время локдауна это труднее во многих отношениях, поэтому я обратился к внутренним ресурсам". Так что для Fendi, вместо одной из своих обычных поездок на Амазонку или в Японию, Джонс вернулся к юности, которую он провел здесь, в Родмелле, в окрестностях Льюиса рядом с фермой Чарльстон, нынче музеем и галереей, куда он заходил после школы рисовать среди буколических садов или делать линогравюры с настенных фресок Дункана Гранта и Ванессы Белл. Именно здесь, в дождливый декабрьский полдень, на том же кресле, в той же гостиной, где почти столетие назад собирались члены "Блумсберийского кружка", расположилась Кейт Мосс, одетая в новейшие модели Джонса. Мосс, кстати, консультант линейки аксессуаров Fendi. "Это логично. У нее безупречный вкус — она многое повидала, и ее познания в моде весьма обширны", — говорит Джонс, которого в 1990-х познакомил с моделью Александр Маккуин. "Я всегда хотела носить его мужские коллекции — а теперь он делает и женские! — смеется Кейт, поправляя наряд, сочетающий в себе классический мужской костюм и вечернее платье, расшитое сотнями полевых цветов из кристаллов. — То, что Ким делает, всегда круто и современно. Он точно знает, что люди захотят носить".
Позже я спрашиваю Джонса, что могло завлечь подростка в тот маленький фермерский дом с низкими потолками XVI века и богемной атмосферой? "Когда в городке живет известный литератор или художник, это сразу чувствуется, — вспоминает он. — В Льюисе мне постоянно попадались на глаза старинные книжные лавки с книгами Вирджинии Вулф на витрине. Я находил старые школьные сочинения о Роджере Фрае. Они были буквально повсюду". В коллективном творчестве членов "Блумсберийского кружка", увековеченном в Чарльстоне, где они работали и заводили друг с другом крайне либеральные для того времени отношения, было, по его словам, нечто неудержимо притягательное. "Мне кажется, для того времени группа людей, переехавших жить вместе в сельскую местность, была довольно прогрессивным явлением. Они напоминали аристократическую коммуну, — смеется он. — Их взгляды на происходящее были впечатляющими и широкими. Взять хоть прогрессивные концепции экономической мысли Джона Мейнарда Кейнса или книг Вирджинии Вулф, таких как "Орландо".
Коллективная энергия творческой группы отчетливо видна в том, как Джонс работает сейчас. "Они были соратниками, семьей, — говорит он о кружке. — Мне нравится именно такой подход". Ким известен духом сотрудничества как со своими командами, так и с обширным кругом выдающихся друзей, от Канье до Бекхэмов, от Кейт до Наоми, а его званые обеды собирают всемирно известных звезд и школьных друзей из Сассекса. "Больше всего в Киме мне нравится его способность создавать семейную атмосферу везде, где бы он ни появился, — размышляет Адвоа Абоа, одна из муз, формирующих его видение. — Он собирает вокруг себя самых разных людей — художников, музыкантов, молодежь, кого угодно, — поэтому его работа продолжает оставаться такой актуальной. Он повсюду находит вдохновение".
Джонс гордится знаниями о Бэби Йоде не меньше, чем о Вирджинии Вулф, и ценит упаковки гамбургеров от Джулиена Макдональда так же высоко, как и свою коллекцию произведений искусства, — его отношение к культуре точно не назвать снобистским. Та же энергия ярко выражена в его дебютной коллекции, для которой в качестве моделей он выбрал членов своей семьи и близких друзей. Главной отправной точкой для нее стал модернистский роман Вулф "Орландо". Это трансвременное исследование переменчивости гендера Вулф посвятила Вите Сэквилл-Уэст, своей давней любовнице, сын которой позже назвал его "самым длинным и самым очаровательным в литературе любовным письмом, в котором [Вирджиния] исследует Виту, вплетает ее в века, меняет ее пол, играет с ней, одевает в меха, кружева и изумруды, дразнит ее, флиртует с ней, окутывает ее пеленой загадочности".
На роман часто ссылаются в модных коллекциях: прямые указания на важность одежды для самоидентификации легко использовать для вдохновения дизайнерам, стремящимся наполнить свои работы смыслом, — но Джонс избрал менее прямолинейный подход для подтверждения актуальности его коллекции. Подобно тому, как Орландо кочует между мирами и гардеробами разных времен, Джонс использует биографии приглашенных на его дебют моделей для исследований архива Fendi, извлекая референсы, соответствующие датам их рождения и истории Дома. "Каждый образ посвящен личности, которая его примерит. Это роскошь от кутюр, она создана специально для человека", — говорит он. "Вот оно, подлинное представление о том, кем ты есть. Никто никогда не спрашивал меня, что мне нравится", — смеется Абоа, чья одежда для показа выросла из эскиза Карла Лагерфельда 1990 года для Дома Fendi. "Мне хотелось посмотреть на Fendi в разные моменты времени — поэтому я и вспомнил про "Орландо". Хотелось позаимствовать у Карла ориентиры, но обновить их, — продолжает Джонс. — Чтобы взглянуть на них более светлым взглядом, увидеть их по-новому, но без ностальгии".
Точно так же непримиримый феминизм Вулф — да и всех женщин "Блумсберийского кружка", каждая из которых была самостоятельной силой, — представляет, по его мнению, параллели с матриархальной историей Fendi. Хотя Лагерфельд был креативным директором этого Дома в течение 54 лет до самой своей смерти в 2019 году, бренд поддерживали четыре поколения женщин, с момента основания в 1925 году Аделью Касагранде (которая назвала его в честь своего мужа Эдуардо Фенди) — и именно пять дочерей Касагранде в 1965 году наняли немецкого дизайнера для модернизации эстетики бренда. После ухода Лагерфельда Сильвия Вентурини-Фенди — внучка Касагранде, руководившая линиями мужской одежды и аксессуаров Fendi с 1994 года, — выступила творческим наставником Джонса, прежде чем передать ему бразды правления. "Мне всегда нравился Ким — и теперь, когда я работаю с ним, я понимаю почему, — рассказывает Сильвия, которая считает дизайнера своим другом более десяти лет и до сих пор принимает участие в творческом процессе бренда. — Я счастлива: наше сотрудничество с Кимом во многом напоминает то, как я работала с Карлом. Так было суждено. Это карма". "Я по-настоящему ею восхищаюсь, — говорит Джонс на съемочной площадке, адресуя поток комплиментов Сильвии. — Мне хочется, чтобы она мной гордилась".
Таким образом, дебютная коллекция Джонса представляет собой нечто вроде сочетания его давней одержимости глубоко британским романтизмом Блумсбери и историческим итальянским величием имени Fendi. "Особенно любопытно то, что чем больше времени я проводил в Риме, тем все больше отсылок к этому городу замечал у членов "Блумсберийского кружка", — говорит он. Позже, чтобы подтвердить свои рассуждения, он показывает альбом картин Ванессы Белл, на которых сельские пейзажи Сассекса соседствуют с садами Боргезе в Риме. Вулф особенно восхищалась "бесконечной тишиной" фресок Перуджино, а Фрай в Лондоне устраивал выставки старых итальянских мастеров, транслируя свое понимание их творчества. "И если вы посмотрите на библиотеку фермы Чарльстон или книжную коллекцию Клайва Белла, все эти аллюзии там есть. Все дороги ведут в Рим".
В коллекции полупрозрачные платья с драпировкой выглядят, будто застывший во времени мрамор Бернини, усыпанный цветами; завитки ткани прикреплены распускающимися розочками. Джонс нашел отголоски Италии и в мраморной бумаге, которая некогда служила переплетом для книг Блумсбери, а кутюрные ателье Fendi воплотили эту идею во множестве техник обработки ткани. Трагическая история самоубийства Вулф (значительная часть нашей прогулки уходит на то, чтобы проследить ее последние шаги к реке, где она утонула в возрасте 59 лет) отражается в платьях-халатах, расшитых кристаллами, и в выпуклых каплях муранского стекла, нанизанных на украшения, и в уложенных локонами шиньонах. Вся эта утонченная роскошь, вместо того чтобы выглядеть абстрактно эфемерной — если не считать платье из органзы, которое кажется настолько легче воздуха, что его удерживает от полета разве что подол из кристаллов, — решительно укоренена в чувственном мире Джонса. И Кейт, сидящая за столом, сутулясь в безукоризненно сшитом шелковом брючном костюме, — тому подтверждение. "Мы живем в современном мире, поэтому мне нравится реальность", — утверждает Джонс. Между прочим, никто не сказал об этом лучше, чем Виктория Бекхэм: "Ким хорошо разбирается в популярной культуре — и в сочетании с невероятной широты видением и безупречным мастерством это делает его настоящей силой, с которой нужно считаться". Абоа соглашается: "Я в восторге, ведь я знаю: он наблюдает за нами, он постоянно смотрит на всех и на все, его цель — создавать одежду, которую хотят носить женщины. Я очень рада примерять эти наряды и чувствую себя в них великолепно. Потому что Ким более чем талантлив".
Когда мы возвращаемся из Сассекса в лондонский дом Джонса, он продолжает знакомить меня с артефактами Блумсбери, которые собирал годами. Его гигантский брутального вида "бункер" в Ноттинг-Хилле с плавательным бассейном для утренних тренировок, огромной кухней, оборудованной для воскресного барбекю, и предметами современного искусства, коллекции которых позавидовали бы многие музеи, стал хорошо изолированным убежищем от внешнего мира (в Лондоне Джонс — решительный домосед), и эта полированная бетонная "рамка" — идеальный фон, подчеркивающий его привязанность к кружку Блумсбери. Здесь, помимо произведений искусства, собранных за многие годы, — Рене Магритт, Фрэнсис Бэкон, Амоако Боафо, — есть расписанный Ванессой Белл комод, который стоял в доме Вирджинии Вулф в Ричмонде; работы Дункана Гранта в гостиной; ширма Роджера Фрая, упомянутая в "Возвращении в Брайдсхед"; бесконечная библиотека, заполненная первыми изданиями, рукописями издателей и аннотированными копиями книг, принадлежащих клану Блумсбери. "Я одержим, — смеется он. — Мне кажется захватывающей мысль, что можно покупать эти вещи, особенно книги, которые люди дарили друг другу. Вот этих самых книг касались не только их руки, но и руки человека, которого они любили и которому хотели сделать такой подарок... Как будто в них сохранилась какая-то энергетика. И на самом деле вы никогда ничем не владеете, просто храните у себя, пока вы здесь".
Это чувство перекликается с ощущениями Сильвии по поводу того, почему Ким так идеально подходит для Дома ее семьи — Дома, который, по ее словам, она любит больше, чем себя. "Первое, что сделал Ким, когда вступил в должность, — попросил Дельфину (Дельфина Делеттре, дочь Сильвии. — Прим. ред.) присоединиться к нам. И это было лучшим решением — знаком любви и свидетельством того, что он понял Fendi и что история Дома продолжается", — улыбается она. "Первое, чего я хотел, — убедиться, что Дельфина присоединилась к нам, потому что она представляет следующее поколение семьи, — вторит Джонс (Дельфина, чей одноименный ювелирный бренд процветает уже более десяти лет, теперь присматривает за украшениями для Fendi). — Я уважаю Сильвию и думаю о наследии Дома. Fendi весь о них: о сильных, умных женщинах, которые знают, что делают, о женщинах-новаторах, таких, как женщины из Блумсбери, как модели нашего показа. Моя цель — отдать дань уважения Fendi и историям всех этих удивительных женщин". И это отправная точка новой главы истории Дома.
Текст: Оливия Сингер
Фото: Mert Alas & Marcus Piggott
Стиль: Edward Enninful
Прически: Sam McKnight
Макияж: Isamaya Ffrench
Маникюр: Adam Slee
Продакшен: April Production
Диджитал: Dreamer Post Production
Благодарность – Charleston Trust