В майском выпуске британского Vogue за 2011 год Антония Фрейзер, будучи 15-летней школьницей вспоминает свою эйфорию от будущей свадьбы королевы Елизаветы и принца Филиппа в 1947 году. После печальных новостей о кончине герцога Эдинбургского, мы предлагаем вспомнить ее рассказ.
Я не знаю что мы кричали, когда бросились к воротам Букингемского дворца 20 ноября 1947 года – нечто восторженное, как менады после Вакха, конечно же, ничего разборчивого. Это была демонстрация радости. Моя подруга-менада, Люси, из монастыря Святой Марии в Аскоте была моим лучшим другом, и нам было по 15 лет, мы учились в школе. Мне хотелось бы думать, что мы были одеты в пальто в стиле New Look: мое непрактичного бледно-бирюзового цвета, а у нее – зеленое, как шпинат, тянущееся до пола и при этом двубортное. Однако эти пальто были абсолютно драгоценными, и ни одна из наших юбок не была даже отдаленно одинаковой длины, поэтому я скорее думаю, что мы были одеты в темно-синие школьные плащи-макинтоши.
На наших лицах определенно не было никакого макияжа, как ясно иллюстрирует моя первая фотография на паспорт, сделанная примерно в то же время. Мое главное открытие – помада под названием Pink Plum Beautiful в Woolworths, произошло только в 16 лет, и я только однажды была в парикмахерской – чтобы посмотреть, как няня делает ежегодную химическую завивку. Теперь, на короткое время, нам, менадам, удалось прорваться через полицейский кордон и попасть в рай, который был внешним двором.
Глубокая радость от всего этого опыта научила меня кое-чему в господстве толпы: это может быть очень весело, если вы являетесь частью толпы, хотя, вероятно, менее забавно, если вы находитесь во дворце Тюильри, как Мария Антуанетта. В этом есть какая-то изюминка. Но потом, насколько я помню, все чудесное событие королевской свадьбы, спустя два года после окончания Второй мировой войны, было окружено аурой народного энтузиазма. Это была строгая Британия, нормальная одежда и скудный запас купонов (наверняка, эти огромные пальто съели все наши деньги), так что я фактически шила большую часть своей одежды из особых материалов, которые не были ограничены, например парашютного шелка. Ужас обработки этого скользкого материала, похожего на угря, навсегда остается со мной. Все, что мы хотели, было нормировано, но мы научились не жаловаться. Если бы мы это сделали, кто-то укоризненно сказал бы: "Подумайте о голодающих детях Европы". Затем постыдная жалоба навсегда бы сошла с наших губ.
И вот в этот суровый, покорный мир пришла реальная сказка. Невеста была принцессой, однако она была одета как солдат на войне. Жених, высокий, белокурый и красивый, был моряком и простолюдином, но за ним также скрывался принц королевского рода. Фактически, в свадебной программе принц Филипп все еще числился лейтенантом Филипом Маунтбеттеном, который был назначен герцогом Эдинбургским в то самое свадебное утро. Это правда, я не могла увидеть Филиппа Маунтбеттена в роли маркиза Видала, также известного как Детеныш Дьявола, в великом романе Джорджет Хейер, к которому я сильно пристрастилась (как и большинство девушек, которых я знала, я искала своего собственного горячего чистокровного маркиза, которого приручил бы мой холодный интеллект и чистая внешность, как в книге). Но я страстно верила, что он грек, и был как статуя, и я не могу припомнить ни одного момента, где он был недоволен его немецкой кровью или тем фактом, что его трех немецких сестер не пригласили посетить Вестминстерское аббатство.
Это была по-настоящему гламурная свадьба: полностью белое торжество, подружки невесты, пажи, подарки и все, что было так великолепно. Конечно, на протяжении войны были свадьбы: я была подружкой невесты у своей тети, которая вышла замуж очень быстро, прежде чем ее муж-солдат был отправлен за границу, но о новом платье не было и речи. Это был просто образ из синего бархата, потрепанный и довольно тугой, найденный где-то в глубине гардероба. Теперь даже правительство, подобное Скруджу, признало щедрость, которую должна представлять свадьба, и каждая невеста получила 200 специальных купонов на платье. Все мы знали, что принцесса Елизавета копила свои купоны для священного события, и ни при каких обстоятельствах не будет никакого обмана: любезные женщины, пытались пожертвовать свои купоны, однако им их возвращали. Мы также знали, что даже шелкопряды, которые вложили все свои силы в изысканную белоснежную атласную одежду, были из Китая (то есть наши верные союзники в войне). 10 000 жемчужин, которые украшали свадебное платье невесты, были доставлены из столь же лояльных Соединенных Штатов, где, по-видимому, жемчуг рос в изобилии или, во всяком случае, не нормировался.
Что касается подружек невесты, то их было восемь и два пажа, одним из которых был пятилетний принц Майкл Кентский, мальчик без отца (герцог Кентский был убит в начале войны). По крайней мере, так рассказывала моя мать, которая, как жена министра труда, присутствовала на свадьбе, несмотря на то, что за две недели до этого родила восьмого ребенка. Мы, дети, с другой стороны, попросили подарить нам корги, как дань уважения "Юным принцессам", и у нас появилась любимая Вики, названная в честь лисицы, на которую она была похожа как внешне, так и по характеру. Вики регулярно рвала брюки почтальона, так что его приходилось утешать нашими купонами на одежду. (Интересно, корги из Букингемского дворца так себя вели по отношению к часовым?)
Сами подружки невесты были небольшим разочарованием, хотя такой страстный роялист, как я, не сразу признала это. Только леди Кэролайн Монтегю-Дуглас-Скотт была красива, как героиня романа ее тезки сэра Уолтера; 17-летняя принцесса Маргарет еще не достигла своей экзотической внешности, а принцессе Александре, которая в будущем разовьет свою красоту, было всего девять. Что касается других, по крайней мере, вы могли бы сказать, что они выступали в качестве аванса за подружек невесты для будущего Эдуарда VII и принцессы Александры в 1863 году: "Восемь самых уродливых девушек, которых вы могли бы пожелать увидеть", – написала в своем дневнике злобная леди Джеральдин Сомерсет. Лорд Грэнвилл также отметил, что "подружки невесты выглядели хорошо, когда были повернуты спиной".
Лучше было созерцать богатство свадебных подарков, которые затем были выставлены на обозрение публике. Это было настоящее зрелище, охваченное строгостью того времени, но сейчас странно думать, что мы принимали как должное огромное количество консервированных ананасов и лосося (все в нормированном количестве), которые щедрая публика прислала для молодой пары. Архиепископ Кентерберийский в своем обращении невозмутимо назвал свадьбу "по сути такой же, как и для любого дачного жителя, который мог бы венчаться сегодня днем в какой-нибудь отдаленной деревенской церкви в деревне". Все, что я могу прокомментировать это благородное чувство спустя все эти годы, это: "Да здравствует король!" Я не жалею ни минуты о моем недолгом существовании в качестве революционера-роялиста, когда я ворвалась в эти дворцовые ворота.
По материалам: vogue.co.uk