Дизайнер Хайдер Акерманн и певица Лу Дуайон рассуждают о маскулинности, гендере и политкорректности — в моде, обществе и соцсетях.
– Мне пришла в голову мысль, что твое занятие очень интимное. Твои вещи надевают на тело, они касаются обнаженной кожи, – говорит Лу Дуайон.
– Звучит неплохо, – отвечает Хайдер Акерманн.
Для обсуждения новой коллекции Haider Ackermann весна-лето – 2019 дизайнер Хайдер Акерманн, по задумке Vogue UA, встретился со своей близкой подругой – певицей-актрисой-художницей Лу Дуайон. С кем, как не с ней. Лу – достойная представительница женского клана Биркин, который до сих пор вдохновляет женщин на присвоение мужского гардероба. Кто, как не Хайдер, который умело стилизует маскулинный крой, делая образ женственным.
В новой весенне-летней коллекции Haider Ackermann практически идентичные брючные двойки, плащи и блузы повторялись в мужских и женских образах. Парность на этом заканчивалась – дизайнер был далек от привычной игры в "мужское на женщинах и женское на мужчинах", занимаясь скорее поиском пропорций и небанальных фактур – приталенного жакета или объемного пиджака, широких спортивных брюк или рубашки идеальной посадки.
Во всем этом чувствовался почерк Хайдера Акерманна, узнаваемый с его первых коллекций. Студент факультета моды Королевской академии изящных искусств в Антверпене (диплом не получил, а мастерство оттачивал на стажировках – у Гальяно в частности) дебютировал в сезоне осень-зима – 2002/2003. Тогда же заслужил репутацию мастера кроя. Привычный акерманновский образ – это идеально сидящий верх с четко структурированной линией плеча, под который собираются слои скроенных по косой драпированных блуз со шлейфами, длинных жилетов, открытых платьев или узких брюк.
Его сарториальные эксперименты напоминают о характерном для бельгийской школы деконструктивистском подходе – перестроить и собрать привычную вещь заново. Смокинги и прямые пальто дизайнер перекраивает, делая асимметричными. Цитаты восточного костюма – от кимоно до гаремных брюк – он использует как прием: вещи на запах скрепляются широким поясом, жакеты дополняются басками, сложенными на манер оригами.
– Когда я думаю о твоей одежде, первое, что мне приходит в голову, – это движение. Крой, ткань, то, как она струится по телу и переливается, – ты создаешь вещи, в которых удобно двигаться, – рассказывает Лу о том, как ей живется в одежде Haider Ackermann. Она часто появляется в смокингах и брючных двойках марки.
При этом Акерманн – дизайнер парижской кутюрной школы. Стажировка у Гальяно не прошла даром – у него Хайдер перенял интерес к изобретательным находкам кутюрного кроя Мадлен Вионне и мадам Гре. Первая придумала крой по косой, который позволяет вещам не садиться, а струиться по телу. Вторая собирала платья в античном стиле с миллионом драпировок и единым швом, по сути занимаясь лепкой из ткани. В коллекциях Haider Ackermann можно обнаружить цитаты из архивов обеих французских кутюрье.
Мысль о том, что сегодняшнее поколение не оставит модных архивов, забавляет Хайдера. Он никогда не думал о том, какие вещи из современных коллекций осядут в антикварных лавках. Его волнует, что в моде вообще не осталось воспоминаний. Все помнят последнюю коллекцию, за которой быстро следует новая, – вместо того, чтобы оглянуться и больше узнать о том, как шила, к примеру, мадам Гре. Ему посчастливилось держать в руках платья ее ателье, и они выглядят современнее вещей из новых коллекций.
Первый диалог между женским и мужским дизайнер устроил в декабре 2010-го. Он показал первую мужскую коллекцию, которую сам называл "ментальным экспериментом". Как рамка, она дополняла мир богемных женских образов, собранных из многослойных шелков, кожи и парчи. В новом сезоне дизайнер объединил их в одной коллекции и предложил идею double gender. Суть – в заимствовании вещей из гардероба партнера.
– Сейчас у меня, моего бойфренда, сына и его девушки один размер, так что мы носим вещи друг друга. Как-то на младшей сестре я увидела мою рубашку, которую отец взял у меня, – а она уже стянула ее у папы, – смеясь, вспоминает Лу.
На интервью она пришла не одна, а с Гюставом, который очень любит позировать на камеру. Общительного мопса назвали в честь Флобера (разумеется!), потому что литература – большая страсть Лу Дуайон. Ее недавнее чтение – культурологическое исследование на 600 страниц о змеях на полотнах Джотто. Пока Лу рассказывает о книге, змея на ее шелковом бомбере начинает выглядеть намного убедительней.
– Быть исключительным стало нормой для творческих людей, и потому это скучно. Меня интересует рутина, повседневные ритуалы. К примеру, девушка смотрит на себя в зеркало по утрам, заваривает один и тот же кофе – это интересно. Таких повторений может быть тысяча, и они никогда не будут одинаковыми. Потому мои песни – о повседневных вещах. Мне нравится думать, что моя музыка живет на кухне многих людей – я как будто нахожусь с ними на этой кухне – и под мои песни целуются, ругаются или занимаются сексом.
Хайдер, оживляясь, интересуется, не застала ли она его за этим, и тут же вспоминает:
– Как-то я слушал одну песню Лу на репите целый месяц – вся студия чуть с ума не сошла, но меня это вдохновляло. – Он подмигивает со словами "Она сказочно умна, да?" – и громче, чтобы слышала Лу: – Мне очень повезло с подругами.
Во время интервью Акерманн охотнее слушает. Даже тщеславная тема – его вещи наряду с одеждой Вионне или Алайя в коллекции главного парижского музея моды, Galliera, – не вызывает в нем достаточно интереса, чтобы комментировать ("Стоит мне показать коллекцию, я тут же о ней забываю"). Максимум энтузиазма вызывает вопрос чувственности, в паре с которой у дизайнера неизбежно идет слово "хрупкость".
– Мне нравится, когда женщины развивают свою маскулинность, а мужчины – женственность. Это делает их хрупкими, уязвимыми и очень сексуальными. Я люблю слово "маскулинный", – рассуждает Хайдер о том, имеет ли смысл описывать моду, используя это слово, когда гендерные клише исчезают на глазах и привычный мужской и женский жанр в одежде уходит в прошлое.
– Чтобы размыть границы гендера, надо знать, где они проходят, – вступает Лу. – Я обожаю носить мужские костюмы. Люблю играть с клише, люблю двусмысленность и эротизм. Считаю, что они неразрывны. Чтобы была двусмысленность, как раз и нужны правила. Если их нет – нет игры, нет импровизации.
Диалог о гендере неизбежно сворачивает в тему политкорректности. Дилемма дня: вызвано ли толерантное отношение к размеру, цвету кожи и гендеру изменением общественных нравов или новой этикой общения в интернете, где линчуют за любое неосторожное слово?
– Политкорректность ограничивает свободу выбора. Я должен "правильно" подбирать моделей, даже если это не соответствует идее показа. Мы все время что-то кому-то должны. Так уходит свобода, – говорит Хайдер, не особо осторожничая.
Заметно, что темную сторону политкорректности эпохи #MeToo друзья обсуждали не раз. Их не устраивает, что сегодня нужно уметь угодить всем.
– Это ужасно, когда художник слишком много слушает других и начинает отвечать на их вопросы. Его работа – самому начинать диалог, – говорит Лу.
Интонации разговора стремятся к тону греческой трагедии. Реплики звучат риторическими вопросами, на которые – в духе этой трагедии – самим героям ответа не найти.
– Нет ничего хуже, чем общество, в котором никто ничего не может сказать. Самые прекрасные вещи говорили безумцы. И теперь мир, в котором нельзя лишнего запостить в "Инстаграм", получил президента Трампа, – говорит Лу. – Людям пора прекращать думать, что их мнение кому-то интересно. Меня безумно расстраивает эта система лайков и дислайков на YouTube. К примеру, я нахожу "Воскресное утро" The Velvet Underground – и вижу 20 тысяч дислайков. И я думаю: кто эти люди, которые зашли на YouTube, нашли эту песню, почувствовали себя разочарованными и решили всем об этом рассказать?
– Так смещается фокус внимания от реальных проблем, – подхватывает Хайдер.
– Да, к примеру, от загрязнения окружающей среды или условий труда на некоторых fashion-производствах. Почему мы потребляем, как безумные термиты? Вот это было бы интересно обсудить, потому что все постоянно что-то покупают.
Мне запомнилась цитата дизайнера из какого-то интервью о том, что нет смысла в новом платье, если не найдется тот, кто нежно поцелует в шею. Хайдеру Акерманну нравится, что ради его платьев с декольте на спине женщины выпрямляются и меняют походку, как будто идут соблазнять "мужчину или того, кого они хотят соблазнить". И не нравится одержимость идеей комфорта: от слишком удобной одежды портится осанка.
– Воспоминания – самая романтичная вещь в мире. Именно это я хотел показать в новой коллекции – она о том, как разделять впечатления, чувства, моменты, – говорит Хайдер. – Когда надеваешь, к примеру, чужой свитер – чувствуешь запах другого человека, ощущаешь, как он обнимает тебя.
Текст: Татьяна Соловей
Фото: Melanie & Ramon @WSM
Стиль: Julie Pelipas
Прически: Cristos Vourlis @Calliste
Макияж: Lili Choi @Calliste
Кастинг: Neill Seeto
Производство: 10AM
Диджитал-оператор: Thomas Raffaelly @Sheriff
Ассистент стилиста: Yulia Lobova-Harfouch
Модель: Juliane Garth-Grüner @Scoop Models