В эксклюзивном интервью для Vogue режиссер и актриса, удостоенная премии "Оскар", рассказывает о двух десятилетиях работы с агентством ООН по делам беженцев и обсуждает путь усыновления трех своих детей — Мэддокса, Пакса и Захары.
Что касается актерского мастерства и кинопроизводства, то за свои 45 лет у Анджелины Джоли все складывалось весьма завидно. Она родилась в голливудской семье Джона Войта и Маршелин Бертран, училась в престижном Институте театра и кино Ли Страсберга, а затем снялась в культовом фильме "Прерванная жизнь" в 1999 году, за работу в котором получила премию "Оскар" за лучшую женскую роль второго плана. В 2008-м она была номинирована на премию Американской киноакадемии за лучшую женскую роль в фильме "Подмена". Несколько лет спустя, в 2011 году, состоялся ее режиссерский дебют с фильмом о боснийской войне "В краю крови и меда". Для создания ленты она собрала команду исключительно профессионалов и посвятила много времени работе над деталями, в том числе консультациям по вопросам подлинности сюжета и диалогов. Но, возможно, именно ее гуманитарная работа с беженцами помогла ей больше всего.
"Я оказалась ученицей у ног беженцев, – рассказывает Джоли Vogue. – От них я узнала о семье, жизнестойкости, достоинстве и выживании больше, чем могу выразить". Мать шестерых детей провела почти два десятилетия, работая с Управлением Верховного комиссара Организации Объединенных Наций по делам беженцев, сначала послом доброй воли, а с 2012 года — специальным посланником в свете ее приверженности делу.
Первая миссия Джоли состояла в том, чтобы отправиться в Сьерра-Леоне в последние годы гражданской войны, которая бушевала с 1991 по 2002 год. С тех пор она побывала в таких странах, как Ливан, для встречи с сирийскими детьми-беженцами, Курдистан, чтобы осветить насущные потребности 3,3 миллиона перемещенных лиц, Таиланд, где семьи из Мьянмы прячутся в лагерях беженцев на севере страны, а совсем недавно — в Колумбии, где более 4 миллионов венесуэльцев живут в изгнании.
Так что же означает роль специального посланника ООН? Помимо привлечения столь необходимого внимания к крупным кризисам, которые приводят к массовым перемещениям населения, Джоли представляет агентство и управление на дипломатическом уровне. "Моя работа сейчас включает борьбу за то, чтобы беженцы имели права и защиту, сопротивлялись принудительному возвращению и стремились к возможностям обучения, – объясняет она. – Мы помогаем тем, кто бежал от войны и преследований, чьи права были нарушены".
В преддверии Всемирного дня беженцев — международного дня, назначенного Организацией Объединенных Наций (ООН) для чествования беженцев по всему миру 20 июня, — мы поговорили с Джоли о ее работе с Управлением Верховного комиссара и о том, как эта работа изменила ее восприятие материнства.
Смысл работы Управления Верховного комиссара ООН по делам беженцев, в том, чтобы спасать жизни, защищать права и строить лучшее будущее для беженцев. Что из этого всего касается вас больше всего?
Для меня все люди — равные. Я вижу оскорбления и страдания и не могу стоять в стороне. Во всем мире люди спасаются от газовых атак, изнасилований, калечащих операций на женских половых органах, избиений, преследований, убийств. Они не бегут, чтобы улучшить свою жизнь. Они бегут, потому что иначе не могут выжить.
Что я действительно хочу, так это увидеть конец того, что заставляет людей покинуть свою родину. Я хочу видеть предотвращение таких ситуаций, защиту от них и ответственность по отношению к ним.
По данным ООН, в мире сейчас насчитывается около 80 миллионов вынужденных переселенцев, что является самым высоким показателем за всю историю. За годы работы с УВК ООН вы стали свидетелями резкого роста. Каковы были основные причины?
Я вижу отсутствие воли к защите и обороне основных прав человека, а также отсутствие дипломатии и ответственности. Многие люди извлекают выгоду из хаоса разбитых, зависимых стран. Мы также видим, как лидеры распространяют страх за политическую выгоду и рост национализма — гнев на "другого".
Но с другой стороны, я также вижу удивительную щедрость по отношению к беженцам во многих странах и необычайную силу и стойкость самих беженцев. И это не безнадежная картина. Только пять конфликтов составляют две трети всех трансграничных перемещений — Сирия, Венесуэла, Афганистан, Южный Судан и Мьянма. Измените динамику там, и мы изменим картину глобального перемещения.
До пандемии вы много работали в Венесуэле и Бангладеше. Можете ли вы рассказать нам о некоторых вещах, свидетелями которых вы были там, и какова ситуация в этих странах сейчас?
Я видела людей с наивысшим проявлением человечности, которые пережили невообразимое насилие или утраты, и которые просто пытаются заботиться о своих семьях. Любой из нас сделал бы то же самое в подобной ситуации. Как и все мы, они хотят быть в безопасности, они хотят иметь дом и хотят быть свободными.
Реалии для беженцев или перемещенных лиц чрезвычайно сложны. Они часто становятся жертвами изнасилований и сексуальных надругательств. Они борются с теми же видами болезней, которые вы встречаете в любом сообществе в мирное время, но без доступа к медицинской помощи, на которую вы или я могли бы положиться.
А потом беженцы часто живут в палатках в лагерях, которые чрезвычайно подвержены воздействию стихии. В прошлом месяце беженцы в Бангладеше пострадали от циклона.
Есть ли какие-либо регионы или группы людей, о которых вы особенно беспокоитесь сейчас?
Я действительно беспокоюсь о людях в Йемене. Они пережили пять лет жестоких конфликтов. Они страдали от авиаударов, обстрелов, сексуального насилия и пыток. Половина их больниц была разрушена. Люди были на грани голодной смерти. И теперь они пострадали от COVID-19.
Тем не менее, международное сообщество предоставило менее половины средств, необходимых для продолжения операций по оказанию помощи до конца этого года. Это означает, что к августу деньги закончатся, и программы по поддержанию жизни людей должны будут закрыться в разгар войны и пандемии.
Это ужасно, и это симптоматично для мировой модели: мы не можем помочь положить конец войнам или сделать достаточно для выживания людей. ООН останется и предоставит все, что может, но будет очень трудно выделить средства для оказания помощи для удовлетворения потребностей без поддержки со стороны.
Как пандемия затронула беженцев прямо или косвенно?
К сожалению, мы находимся лишь в начале экономического и социального воздействия кризиса, но уже понимаем, что это будет означать для перемещенных лиц. Настало время для солидарности и понимания того, что беженцы находятся на переднем краю борьбы за выживание и права человека.
Чувствуете ли вы дихотомию между жизнью в Голливуде и работой на точках с ООН или Фондом Мэддокса Джоли-Питта в Камбодже?
Мои многие коллеги из ООН на самом деле сами беженцы и они были моими наставниками. Я помню одну из первых миссий в Сьерра-Леоне, когда в определенный момент, услышав рассказы людей, просто заплакала. Там была удивительная бабушка, которая ухаживала за своими осиротевшими внуками – она подтянула меня и сказала не плакать, а помогать. Эти слова всегда остаются со мной.
Моя жизнь связана с коммуникациями и искусством. Иногда акцент делается больше на развлечениях, но совсем недавно, как режиссер, он был в основном посвящен глобальным проблемам, на которых я сосредоточилась. "Сначала они убили моего отца" — фильм, который объединяет эти миры. Но по сути, это история трудных лет в истории родной страны моего сына. Таким образом, мое материнство также влияет на мою работу. И нет, я не вижу разделения.
Вы построили дом в Камбодже. Почему вы чувствуете такую сильную привязанность к стране?
Камбоджа была страной, которая заставила меня осознать проблемы беженцев. Она заставила меня заниматься иностранными делами так, как я никогда раньше этого не делала, и вступить в Управление Верховного комиссара Организации Объединенных Наций. Прежде всего, она сделала меня мамой. В 2001 году я участвовала в школьной программе в Самлоуте, играя с детьми кубиками, и в какой-то момент четко поняла: "Мой сын здесь". Несколько месяцев спустя я встретила малыша Мэддокса в детском доме. Я не могу это объяснить, и я не из тех, кто верит в знаки или суеверия. Но это было очень реально и понятно.
Самлоут был первым и последним оплотом красных кхмеров. Это было то место, где я впервые побывала с ООН, потому что это недалеко от границы с Таиландом, куда люди изо всех сил пытались вернуться. Он был усеян минами. Я решила инвестировать и жить там, чтобы попытаться помочь улучшить одну из самых сложных областей страны. Мы нашли 48 мин на купленной нами земле. Мой дом находится в комплексе, которым я делюсь со штаб-квартирой моего фонда. Это на 100 процентов локально, как и должно быть, и я работаю с отличной командой.
У вас трое приемных детей, Мэддокс, Пакс и Захара, и трое детей по рождению, Шайло, Вивьен и Нокс. Что нужно учитывать при воспитании приемных и биологических братьев и сестер?
Каждый способ стать семьей — прекрасный. Что важно, так это открыто говорить обо всем. "Усыновление" и "детский дом" — позитивные слова в нашем доме. С моими приемными детьми я не могу говорить о беременности, но я очень подробно и с любовью говорю о путешествии, которое пережила, чтобы найти их и о том, как это было, когда я впервые посмотрела в их глаза.
Все приемные дети приходят в семью с прекрасной загадкой мира, который встречается с вашим. Когда дети другой расы и из чужой страны, эта тайна, этот дар очень полны. Они никогда не должны терять связь с тем, откуда они пришли. У них есть корни, которых у вас нет. Почитай их. Учитесь у них. Это самое удивительное путешествие. Они не входят в ваш мир, вы входите в миры друг друга.
Как вы говорите, вы усыновили Мэддокса из Камбоджи, а ваш сын Пакс из Вьетнама — две страны, однажды воевавшие друг с другом. Это было сознательное решение?
Это правда, я действительно думала об этом. Первоначально я думала не усыновлять ребенка из Вьетнама, потому что Мэддокс был камбоджийцем, и у этих двух стран сложная история. Затем я читала книгу о правах человека и обнаружила, что смотрю на изображение вьетнамского бойца, которого американцы держали в плену. Я думала о своей стране и о нашей причастности к Юго-Восточной Азии. Я думала сосредоточиться на будущем, где мы были всей семьей. Пакс — это сила и центр всего в нашей жизни. Я очень счастлива, что мне разрешили быть их мамой. Я благодарна каждый день.
После того, как вы решили развестись со своим партнером и отцом детей, актером Брэдом Питтом, как вы поддерживали здоровую среду для своих детей?
Я рассталась ради благополучия моей семьи. Это было правильное решение. Я продолжаю концентрироваться на их исцелении. Некоторые воспользовались моим молчанием, и дети видят ложь о себе в средствах массовой информации, но я напоминаю им, что они знают свою собственную правду. На самом деле это шесть очень смелых, очень сильных молодых людей.
Можете ли вы рассказать о проектах, над которыми будете работать в ближайшие месяцы?
Я буду продолжать работать с Управлением Верховного комиссара ООН по делам беженцев в вопросах глобального кризиса, буду поддерживать связь и повышать осведомленность о реалиях на местах. И продолжаю сотрудничать со Всемирной службой ВВС в рамках инициативы по медийной грамотности для молодежи. Я также сотрудничаю с Amnesty International в книжном проекте по правам детей. Я уходила на карантин, думая, что сейчас самое время научиться готовить. Этого не случилось. Я знаю свои пределы.
Текст: Liam Freeman