Как правильно выходить из карантина? Правда ли, что Украине посчастливилось сгладить пик пандемии COVID-19, и как долго нам придется носить маски в общественных местах? Эти вопросы vogue.ua задал украинским врачам, которые каждый день находятся в эпицентре борьбы с коронавирусом.
Врач-инфекционист, профессор, заведующая кафедрой инфекционных болезней Национального медицинского университета имени Богомольца. Работает в инфекционном отделении Александровской больницы в Киеве, активно консультирует пациентов по всей Украине
Сегодня (разговор проходит 8 мая – Прим. ред.) у нас 106 больных в отделении, ежедневно поступает от 15 до 30 человек. Это очень много. Реанимация забита. Врачи и медперсонал работают сутками, никто не думает, опасно это или нет. Мы с самого начала шли в очаг инфекции, понимая, что, к сожалению, будем заражаться.
Медики заражаются не только тогда, когда не хватает средств индивидуальной защиты. Даже если ты хорошо экипирован, но работаешь в костюме по шесть часов, не снимая его, то после падаешь с ног. И качественно использовать защиту тут уже не выходит – срабатывает человеческий фактор. Более того, мы всех больных смотрим и слушаем, хотя есть рекомендации об ограничении контакта с больными для минимизации рисков заражения. Но я не могу не слушать легкие – для меня это совсем другое качество осмотра больного. Поэтому никогда не говорите, что врачи сами виноваты в том, что они заразились. Несколько лет назад, когда в мире была вспышка эболы, внутрибольничное инфицирование случалось и в США, и в Испании, и в Германии – казалось бы, в странах с высоким уровнем медицины и прекрасной защитой медиков. Притом, что средства защиты для врачей при эболе совсем другие – там наглухо все закрыто. И тем не менее, ты можешь не так снять костюм, выходя в чистую зону, может закружиться голова от усталости и ты заденешь рукой наружную сторону костюма... Всякое может быть.
Александровская больница одна из первых в Украине, которая приняла на себя удар – массовые поступления больных. Тогда главной проблемой для нас было отсутствие протокола лечения, который разрешает назначать докторам то лечение, которое в наиболее пострадавших странах показало свою эффективность. Массовые поступления, мы буквально захлебывались, а назначить нужное лечение не могли, потому что инструкции к препаратам, естественно, не предусматривают применение их для лечения для абсолютно нового возбудителя. Было страшно. Поэтому мы настояли на протоколе лечения, и сейчас у всех врачей развязаны руки – если они считают нужным, у них есть право применения тех лекарственных средств, которыми пользуется весь мир, до утверждения протокола у докторов такого права не было. Уже только благодаря этому решению спасена не одна человеческая жизнь.
Некоторые сравнивают течение гриппа и коронавирусной болезни, но это некорректно. Общего у них мало, разве что повышенная температура тела. На сегодня смертность от коронавирусной инфекции можно сравнить, cкорее, со смертностью от пандемического гриппа H1N1, а это приблизительно 10% от подтвержденных случаев. И давайте понимать, что, когда мы говорим о смертности от COVID-19, мы говорим о проценте от числа подтвержденных лабораторно случаев. А статистика смертности от гриппа (по статистике, в прошлом году от сезонного гриппа погибло 650 тысяч людей) – это по оценочным данным. Оценочные данные по коронавирусу мы получим через год-полтора, не раньше.
Украина – пятая страна в мире, которая создала тесты на обнаружение в крови антител иммуноглобулина к коронавирусу. Их нужно внедрять в широкую практику, иначе мы не справимся: определение антител нужно как воздух. До 30 процентов заболевших людей могут иметь ПЦР-тест отрицательный, и получить достоверный диагноз мы сможем, только если проведем тест на наличие антител. Тогда и статистика будет более правдивая. Та статистика, которую мы видим сейчас каждое утро от МОЗ, – она не соответствует реальности, к сожалению. По разным причинам: неточность тестов, недостаточно массовое тестирование. Кроме того, детекция антител у переболевших COVID-19 методом ИФА (иммуноферментный анализ) необходима в случае решения вопроса о применении плазмы реконвалесцентов для лечения, соседняя Беларусь уже провела около 15 таких процедур. В Украине это пока невозможно: по закону, кровь после забора должна проходить карантинизацию полгода. И пока это не изменится на законодательном уровне, мы не можем думать о лечении таким методом. Да, он вряд ли будет панацеей, но я думаю, что при заболевании, у которого нет средств специфической диагностики и лечения, все методы, которые увеличивают шансы на выздоровление, должны друг друга усиливать.
Как бы мы с вами ни прятались и какие бы меры ни соблюдали, уровень заболеваемости после 12 мая повысится. Надеюсь, не критично – но я могу только надеяться, потому что заболевание неизученное и неизвестное. Два месяца мы прошли без резкого пика заболевамости и есть надежда, что критичных цифр не будет и в будущем. Традиционно лето – это не сезон коронавирусных инфекций. У этой инфекции сезонность такая же, как у гриппа. По логике, заболеваемость должна снизиться летом, но осенью мы ожидаем вторую волну.
Основные риски после того, как мы начнем выходить из карантина, связаны, в первую очередь, с нахождением в помещениях, где много людей. Надевайте маску обязательно – это первое правило. Продолжайте дезифинцировать руки. Социальная дистанциированность и привычка все дезинфицировать должны остаться с нами надолго. Что касается работы в оупенспейсах, популярных сегодня, то тут действует одно правило: чем меньше людей находится с вами в офисе, тем меньше вероятность заболеть. Если у вас есть возможность выходить на работу группами – сегодня пять человек, завтра другие пять, а остальные работают удаленно – то это будет самым правильным вариантом. Если сидите за столиком в кафе на улице – соблюдайте дистанцию полтора метра от других людей, и тогда можно сидеть без маски.
Задача каждого из нас – найти золотую середину, а применительно к вирусу, который только изучается, это довольно сложно. Никто не ожидал, что такой уровень заболеваемости и смертности будет в успешном Нью-Йорке, в Италии или Испании; премьер-министр Англии Борис Джонсон не ожидал, что окажется в реанимации... Вообще, с инфекционными болезнями нужно обращаться на "вы": они не любят фамильярности. Возбудители гораздо умнее нас с вами, они давно изучили человека.
Заведующая инфекционным отделением Черновицкой областной клинической больницы. 29 февраля в отделение, которым руководит Валентина, поступил первый в Украине больной с COVID-19
Буковина – приграничная территория. Люди путешествуют, многие выезжают на заработки, поэтому определенная настороженность у нас была с самого начала. Мы были готовы к тому, что пациенты с коронавирусом появятся, и понимали, что, скорее всего, их будет много. Первый пациент с подозрением на коронавирус поступил в больницу 29 февраля, это был тот самый первый зафиксированный случай COVID-19 в Украине. Пациент провел в больнице 23 дня. Почему так долго? Все это время у него продолжалось выделение вируса: мы несколько раз делали тесты, которые определяли его наличие в организме. Пациент был заразен, и мы не могли его выписать. Плюс сохранялись жалобы: длительный субфебрилитет, слабость. И только когда мы получили два отрицательных результата подряд, нормализовалась температура и пациент почувствовал себя лучше, мы его выписали.
Слабость – характерный симптом, который сохраняется и после того, как ты переболел. Знаю по себе – я, к сожалению, тоже переболела коронавирусом. Болела долго, три недели, почти весь апрель – только в начале мая вышла на работу. Болела "по классике", с высокой температурой и с осложнениями в виде атипичной пневмонии, и чувствую слабость до сих пор. Вот я уже на работе, но мне все время хочется присесть отдохнуть. Это вегетативный синдром. Он, с одной стороны, характерен для большинства наших инфекционных больных – и при ангине, и при ОРВИ. Но именно при COVID-19 слабость особенно выраженная: с первой недели, когда заболела, я просто падала с ног. Мне все время хотелось лечь, я не могла стоять на ногах вообще. Уже после перенесенного заболевания слабость сохраняется до двух, до трех месяцев (у кого какая иммунная система). Со временем все восстановится, конечно.
В нашем отделении переболело четверо врачей: трое уже вышли на работу, еще одна врач болеет. К сожалению, люди увольняются – не врачи, но средний и младший персонал. Самый напряженный период был в апреле, когда заболели одновременно четверо врачей. Могу только представить, как тяжело приходилось тем, что остались. Я была на телефоне 24/7, чем могла, помогала.
Апрель для нас был самым тяжелым месяцем – в день в отделение поступало по 18-20 больных. В связи с этим нам пришлось оперативно перепрофилировать некоторые отделения больницы. Сегодня у нас есть 165 коек для больных с COVID-19 – это дополнительно кровати ЛОР-отделения, пульмонологического отделения и наши. Вчера поступило 11 пациентов, позавчера 13, в целом сейчас лежит 158 пациентов, то есть загруженность почти 100 процентов. Пациенты преимущественно поступают к нам в тяжелом состоянии, каждый второй-третий нуждается в дотации кислорода. Большинство пациентов, которые нуждаются в кислороде, это люди с патологиями легких, почек, сердца. Много пациентов, которые находятся на гемодиализе, плюс люди с лишним весом. У них болезнь тяжело протекает. В апреле у нас умер один пациент, в марте двое. В реанимации, к сожалению, смертность высокая.
12 мая в Украине начнется послабление карантина. Я очень этого боюсь. Да, наверное, начинать выходить из карантина нужно, но только соблюдая все требования и рекомендации МОЗ, помня о необходимости соблюдать дистанцию. Это не значит, что 12 мая все срочно должны пойти в парикмахерскую и к мастеру маникюра... Прошу вас: отнеситесь к выходу из карантина очень осторожно, взвешенно и ответственно.
Врач-анестезиолог Киевской клинической больницы № 17. Была в команде врачей, отправившихся в апреле помогать итальянским коллегам в рамках программы МОЗ
Когда Сергей Дубров, президент Ассоциации анестезиологов Украины, предложил поехать поработать в Италию и помочь итальянским коллегам, я думала минут пятнадцать, не больше. Сразу поняла, что нужно ехать. Мне 26 лет, такой шанс упускать нельзя. Вечером позвонила родителям, предупредила. Папа сказал: "Я переживаю и боюсь за тебя, но, если бы я был на твоем месте, поступил бы точно так же".
Мы работали в госпитале Azienda Ospedaliera Ospedali Riuniti Marche Nord в Пезаро, городе в провинции Марке, которая стала эпицентром эпидемии в Италии. Это большой районный госпиталь: если сравнивать с украинскими реалиями – как областная больница в Белой Церкви. Когда мы приехали, коллеги сказали, что эпидемия начала спадать. В период с 12 по 17 апреля в госпиталь поступило 97 человек, из них 57 попали в реанимацию, 26 из них, к сожалению, умерли. В какой-то момент я заметила, что врачи стараются морально абстрагироваться и относиться к смертности как к факту, который, к сожалению, сопровождает их работу. Звучит, возможно, резко, но доказано, что такое отстранение – одна из форм психологической и социальной защиты для медиков, иначе можно просто сойти с ума.
В Пезаро меня поразила организация работы: насколько все слаженно и удобно. До эпидемии это был обычный госпиталь с одной реанимацией, но им пришлось из нее сделать четыре, буквально за сутки. Так случилось, что за одни сутки в реанимацию поступило 20 пациентов, которым нужна была искусственная вентиляция легких, и у врачей не было выхода – им нужны были дополнительные места в реанимации.
Врачи в Пезаро работают в основном по шесть часов, сменами. Единственное, о чем мечтают после, – поехать домой, к семье. Я говорила с итальянским коллегой о том, как он пытается обезопасить семью. Мол, куда ты идешь после дежурства – на обсервацию, в отель? Нет, домой. Дома двое детей – одному три года, второму полтора. При входе на расстоянии 1,5 метров коллегу обрабатывает и дезинфицирует жена, он переодевается и идет обедать – в отдельную комнату. Отдельно принимает душ, отдельно живет, но в одном доме с семьей. При наличии минимальных симптомов он может сделать тест на COVID-19. Италия – страна с одним из самых высоких уровней смертности из-за COVID-19, болеют врачи, умирают врачи, но я заметила, что у людей есть критическое мышление, и это их спасает.
Утром, заступая на смену, я минут десять тратила на то, чтобы одеться: правила чистой/грязной зоны соблюдали неукоснительно. Костюм, перчатки, на выбор – экран или очки, респираторы, маски и бахилы, но не такие, как у нас, а обувь по колено из крепкой клеенки. Если нужно выйти из отделения реанимации просто в помещение больницы, то есть из грязной зоны в чистую, ты снимаешь костюм и утилизируешь его, а потом переодеваешься в обычную медицинскую форму и тапочки. После дежурства форму оставляешь в больнице, ее там же стирают и гладят, и утром ты надеваешь чистую.
Чему нам стоит поучиться у итальянцев, так это организации процесса. В итальянских больницах есколько видов защиты: в приемном отделении один, в реанимации – другой. Все пациенты поступают в приемный покой и до результатов теста – а ПЦР-тест там делается 4-5 часов – находятся только там, в специальном сортировальном отделении, где могут оказать всю необходимую помощь, в зависимости от состояния. Если COVID-19 не подтверждается, но у пациента, к примеру, пневмония, его отправляют в так называемую "чистую" клинику – там, где нет пациентов с COVID-19.
Моим самым пожилым пациентом был дедушка 102-х лет. Правда, это не рекорд – в одном из регионов Италии от коронавируса вылечилась бабушка 103 лет. Для меня это был удивительный опыт, особенно по сравнению с Украиной, где, к сожалению, средняя продолжительность жизни – 65 лет. Мой 102-летний пациент выглядел так хорошо, что я бы в жизни не догадалась о его возрасте – он выглядел как моя бабушка, которой 70 лет. Он выжил, его перевели в терапию, а сейчас, надеюсь, уже выписали.
Комментарий психолога
Спартак Суббота, научный руководитель Института когнитивного моделирования (Коммуникация МОЗ по коронавирусу и каналы "Коронавирус_инфо" – волонтерский проект Института когнитивного моделирования")
Так как процесс адаптации к внешней среде у людей будет проходить очень быстро, он не будет болезненным после выхода из карантина. Нет причин переживать, что это будет как-то дискомфортно для большинства людей, потому что процесс адаптации мы проходили в раннем детстве. Основные проблемы, с которыми люди могут столкнуться, это временная дискоммуникация, ввиду изменений особенностей общества, но уже в течение нескольких недель это полностью изменится и не будет приносить никакого дискомфорта. Все д ело в том, что активная социальная среда –это естественная среда для человека. И для того, чтобы он мог быстро к ней адаптироваться, ему необходимо просто в ней пребывать. Однако есть, так называемая, пошаговая экспозиция, когда пребывание в стрессовой среде происходит не 24/7, а с возможностью входить в зону комфорта. То есть выйти из зоны комфорта на определенное время, например, на час, после этого вернуться в зону комфорта и каждый раз увеличивать время пребывания в дискомфортной среде. Так человек быстро адаптируется к трудностям.
Что касается советов руководителям бизнесов о том, как обеспечить комфортную психологическую среду в офисе, то я советую, базируясь на опыте западных стран, предоставлять вариант работы дистанционно. Вместо того, чтобы выходить работать в офис на постоянной основе на 5-дневку, разрешать один день работать из дому, либо часть дня работать из дому и часть дня работать в активном социальном поле. И так в течение первых 2-3 недель. Также, уже через месяц, работодатели могут создавать активную платформу взаимодействия по типу мелких корпоративов. Эти мелкие корпоративы позволят пройти социализацию и сплотить коллектив. Потому что многие люди просто уже забыли что такое активная социальная среда. Таким образом, мы сможем увеличить их работоспособность и мотивацию.
Текст: Дарья Слободяник