В прокат выходит "Дом, который построил Джек" – невероятно трогательный фильм Ларса фон Триера, самого скандального режиссера современности.
Триеровский "Дом, который построил Джек" – эпатажное высказывание, загримированное под безвкусную черную комедию о маньяке с душой художника. Все приемы великого мастера – шок, саспенс, провокация – работают здесь в полную мощь.
Премьера фильма состоялась на Французской Ривьере. После восьми лет опалы Триеру вернули его каннскую прописку. Впрочем, в основной конкурс так и не допустили. В "Доме…" фирменного триеровского радикализма не больше и не меньше, чем, скажем, в "Антихристе" или недавней "Нимфоманке". Казалось, можно было уже и привыкнуть. Но нет. Я наблюдал, как с каннской премьеры ушла добрая сотня зрителей. Бежали брезгливо, ханжески чертыхаясь. Все прочие, досмотрев до конца, битых 15 минут стоя аплодировали главному гуманистическому мизантропу современности.
"Дом" – это история лирического серийного убийцы (Мэтт Диллон), архитектора по профессии и художника по призванию. А всякий художник, по Триеру, как правило, маньяк, а само искусство – идеальное убийство. Джек – инженер в провинциальной глуши американского Среднего Запада. В агонии страшного внутреннего кризиса он рушит единственный построенный своими руками дом у озера, а затем, остыв, переключается на ту самую "другую" форму искусства.
Мэтт Диллон, смолоду специализирующийся на ролях свихнувшихся психопатов всех мастей, тут превосходит самого себя. Триер рассказывает, что до него от роли Джека, прочтя сценарий, отказались два десятка голливудских артистов. Звезда копполовской "Бойцовой рыбки", как шутил в Каннах сам Триер, согласилась на роль Джека лишь потому, "что не умеет читать". Безумие, которое транслирует с экрана актер, оплачено долгим механическим вживанием в этот образ: чтобы лучше прочувствовать своего героя, ночами Диллон бродил по квартире с огромным кухонным тесаком.
Играет он не настоящего серийного убийцу, а скорее экранные штампы: социопат, в очках, в плаще, на красном минивэне, похожем, по замечанию Умы Турман в Каннах, одновременно на труповозку и фургон для киднеппинга.
С героини Турман, ее неуемного любопытства и болтливости, тут все и начинается. Начинается для нас, а для нее заканчивается.
Два с половиной часа экранного времени поделены на главы-"инциденты", в которых Джек будет изощренно убивать своих жертв, складывать из трупов замысловатые инсталляции, попутно рассуждая о секретах виноделия, архитектуре, немецких бомбардировщиках, классическом европейском искусстве и зверствах нацистов, находя между всем этим какие-то связи. Дойдя до живописи Гитлера, Триер словно поясняет свою роковую шутку о нацистах, стоившую ему восемь лет назад изгнания из Канн.
"Дом, который построил Джек" – еще одна тщательно продуманная атака на самодовольство современного мира, заселенного вегетарианцами с повадками мясников; еще одна пощечина общественному вкусу. Пока публика ханжески покусывает режиссера за художественный экстремизм и тихо его ненавидит, сам Триер смеется над человечеством своим фирменным ядовитым, саркастическим смехом. Высмеивает главным образом женщин (хотя достается и мужчинам, и детям, и даже утятам), выведенных здесь не в меру болтливыми, недалекими и бесчувственными жертвами чувствительного и рефлексирующего серийного убийцы. Триер радикальнее любой Катрин Денев высказывается по поводу паранойи, в которую превратилась сегодня "праведная" борьба за права женщин (и не только), готовая вот-вот перерасти в новый холокост.
Фильм безумен и запутан, а сам Триер (по слухам, переживший во время съемок инсульт) в который раз умудряется быть великим, смешным и угрюмым одновременно. Любимый герой Ларса всегда калека, извращенец или маньяк, как Джек, – так и тянет назвать "Дом…" автопортретом. Потому что самодовольное здоровье, по Триеру, примитивно, агрессивно и является признаком некоторой ущербности. Триер ненавидит душевное здоровье, ненавидит людей, у которых все хорошо. Здоровые герои в его фильмах как минимум неприятны, а как максимум – противны. А потому жертв Джековых преступлений – людей добрых, глупых, самодовольных, алчных и равнодушных (Джека никто не ищет, потому что окружающим ни до чего нет дела) – не жаль совсем.
Ингмар Бергман говорил, что "тоску можно превратить в хороший фильм". Триер, кажется, раз за разом переплавляет в блистательные фильмы собственную беспросветность. Через его чернейший юмор проглядывает личное отчаяние и горечь. Так что новая картина – это не только обличительная речь, но еще и выступление в защиту собственного недуга, своей личной тоски и одиночества.
Текст: Андрей Алферов