Чтобы работать в музее, нужно быть и детективом, и актером, и ученым одновременно – уверена Елена Живкова, хранитель фондов и замдиректора Национального музея искусств им. Богдана и Варвары Ханенко.
Что может быть интереснее, чем должность хранителя фонда самого богатого музея в стране? "Ничего, – скромно говорит Елена Живкова. – Это лучшая работа на свете". 35 лет она работает в музее Богдана и Варвары Ханенко – музее с самой ценной в Украине коллекцией произведений европейского искусства. Любить классическое искусство и знать каждую картину в Лувре, Эрмитаже и мадридском Прадо, но не побывать в Ханенко – большое упущение. Киевский музей – это музей открытий: плафон в одном из залов музея расписал Врубель, а на стенах висят работы Беллини, Рубенса и Виже-Лебрен – их можно посмотреть в Метрополитен-музее в Нью-Йорке и галерее Уффици во Флоренции, а можно ближе – в Киеве, на Терещенковской.
Должность хранителя фондов, которую Елена Живкова занимает уже 15 лет, самая ответственная, поэтому хрупкая на первый взгляд, женственная и богемная Елена при личном знакомстве оказывается суперженщиной, которая, по сути, руководит небольшим государством. Она отвечает за всю живопись в фондах музея (а это почти тысяча экспонатов!) и о своих подопечных – картинах – готова рассказывать часами. "Экспонаты все время движутся: что-то ушло в экспозицию, что-то – на реставрацию, что-то уехало "на гастроли" в Европу. На какую бы строчку в списке нашей коллекции вы ни показали пальцем, я могу сказать, где находится в данный момент этот экспонат. Если в фондах все в порядке, я сплю спокойно", – шутит Живкова.
Стандартных подходов ни в управлении музеем, ни в интервью Елена не любит. Беседовать со мной в своем рабочем кабинете отказывается – вместо этого мы идем во внутренний дворик музея: говорить об искусстве и пить кофе с видом на липы, старую конюшню и особняк Ханенко, основателей музея, куда приятнее. В кабинет Елены я попадаю только с третьего раза. Она извиняется за хаос, но это один из самых непосредственных и неофициальных музейных кабинетов, которые я видела: здесь много книг, каталогов, фотографий и цветов, а рабочим креслом Елене служит фитбол – чтобы не болела спина. При этом всю неофициальность кабинета с лихвой сглаживают реликвии: большую часть пространства занимает старинный деревянный стол с потертостями и царапинами. "Он датируется серединой XIX века и когда-то принадлежал Богдану Ханенко. Семья за ним обедала". Справа от него – зеркало примерно тех же времен, также принадлежавшее семье Ханенко. К раритетам хранитель относится с пиететом, но уверена, что они должны жить, – поэтому на столе лежат книги по искусству, а в зеркало смотрятся гости, которые заходят в кабинет.
В музей Живкова попала случайно. Филолог по образованию, она работала в школе, но быстро бросила это дело: "Хотела преподавать детям Булгакова, а в программе был Брежнев". По пути с Бессарабского рынка домой, на Тарасовскую, зашла в музей Ханенко – узнать, нет ли вакансий. "Мой дед был директором магазина "Сяйво" на Крещатике, и я выросла на книгах по искусству". Вакансия была – на работу Живкову взяли мгновенно, отметив ее общительность.
Карьеру в музее Елена начала с должности экскурсовода. Сегодня попасть на экскурсию к ней почти невозможно: она предпочитает работу в фондах, – но года четыре назад мне повезло. Для меня экскурсия Живковой стала перезагрузкой: так, как рассказывает об искусстве она, не рассказывает никто. Вместо перечисления фактов, которые легко забыть, Елена превращает экскурсию в арт-квест. Допустим, в описании возле картины указано: "XV век, портрет дамы, Голландия". "А знаете, как мы определили, что это XV век?" – заговорщически спрашивает посетителей Живкова – и обращает их внимание на фактуру ткани платья на героине, на украшения, прическу и даже форму вазы на столе. Детали помогают разгадывать загадки – и спустя годы работы в музее может оказаться, что "неизвестный французский художник", как написано в архивах, является живописцем круга Питера Брейгеля, а "работа Рембрандта" – копией, сделанной его учеником.
Самая громкая история в музее связана с "Инфантой Маргаритой", которая, как считалось, принадлежала кисти Веласкеса и была ранним эскизом к портрету с таким же названием, висящему в мадридском Музее Прадо. Портрет Маргариты, дочери короля Филиппа IV, чьим придворным художником был Веласкес, в 1912 году на аукционе в Берлине купил основатель музея Богдан Ханенко. В 90-е годы, когда сотрудники музея начали активно ездить на Запад, одна из них, Зоя Рябикина, побывала в мадридском Прадо, приехала в Киев и сказала: "У нас не Веласкес". Началась череда расследований, и оказалось, что киевская "Маргарита" – копия, выполненная в мастерской Хуана дель Мазо, зятя Веласкеса и его ученика. "В это же время стало известно, что "Портрет инфанты" 1655 года в Лувре также является копией. Лувр мгновенно признал, что это копия. У нас это заняло больше десяти лет. Но лучше честная копия, чем фальшивый Веласкес", – заключает Елена.
При этом Живкова уверена: сейчас не время шедевров. "Знаток искусства, если он не сноб, всегда открыт и ценит живопись, а не имя. Вот вы приехали в Лувр посмотреть Джоконду – и что? Вы ее увидите, но на расстоянии в лучшем случае 15 метров, в окружении туристов с камерами. Лучше искать забытых гениев". В музее Ханенко это, например, Алессандро Маньяско – яркий представитель барочной живописи, который вплоть до конца XIX века был забыт. Открыли его немецкие экспрессионисты, которые были очарованы его стилем, – и Маньяско стал новой звездой. Будете в музее – найдете его в зале барокко.
Текст: Дарья Слободяник
Фото: Lesha Lich
Стиль: Venya Brykalin
Прическа: Oksana Cherepanya
Макияж: Vitalia
Ассистент стилиста: Julia Borisenko